Елена Кондаурова - Рене по прозвищу Резвый

— Я знаю, зачем они так со мной поступили! — вздернул подбородок Рене.

— Отлично! Тогда сэкономите время на вопросах и просто убьете их, и все.

— Они мои братья, — с горечью сказал Рене.

— Эх, молодой человек, — вздохнул Жиль. — Вот поживете с мое и узнаете, что самую большую боль причиняют обычно самые близкие люди. Впрочем, я уверен, что после трех лет рабства вы запоете по-другому. Вам тогда и в голову не придет их жалеть. Да что там после рабства, вы запоете по-другому уже после того, как; пересечете океан. Если будете к тому времени еще живы, конечно.

— Неужели все так плохо? — Рене знал от знакомых матросов, что жизнь во время морских походов, особенно долгих, далеко не сахар, но и совсем уж адом по их рассказам она не выглядела.

— Да, — спокойно ответил Жиль. — Вам еще не доводилось общаться с теми, кто пересекал океан? Нет? Я так и думал. Мы будем плыть, самое меньшее, два-три месяца. Условия для путешествия — ужасные. Пассажиров в трюме набито что сельдей в бочке. Не двинуться, не вздохнуть. Кормежка вообще… — Жиль выругался. — Поначалу еще ладно, они везут с собой коз. Но на такую толпу этих несчастных животных надолго не хватит, так что придется переходить на солонину. Сухари с жучками и плесенью. Пресная вода тоже только поначалу свежая, а потом… — Он махнул рукой. — Как вам кажется, скольких бедолаг мы за время плавания зашьем в парусину и выбросим за борт?

— Не знаю. Много… наверное, — рискнул предположить Рене.

— Наверное… Я слышал о случаях, когда за борт выбрасывали половину, — сказал Жиль.

— А вы… плывете в Новый Свет не в первый раз? — осторожно поинтересовался Рене. Когда схлынула первая неприязнь к нахалу, он вынужден был признать, что врач ему, пожалуй, симпатичен.

— В первый, — нехотя ответил тот. — Только в отличие от вас собрал всю необходимую информацию.

Они немного помолчали. Рене переваривал то, что рассказал Жиль, а Жиль сидел, уставившись в стену.

— Послушайте, барон, — через некоторое время повернулся врач к своему пациенту.

— Не называйте меня так, — вспыхнул Рене. — Этот титул мой по праву, но пока я не хочу, чтобы меня так называли!

— Как скажете, — пожал плечами Жиль. — Как тогда прикажете вас величать? Месье де Гранси?

— Нет, можно просто Рене, раз уж я здесь инкогнито. — Будущий барон слегка покраснел, вспомнив, как наорал на врача в самом начале знакомства. Тут же разозлился на себя за это и гордо поднял подбородок. — Но «тыканья» я все равно не потерплю!

— Как вам будет угодно! — насмешливо поклонился Жиль. — Так вот, дорогой Рене, у меня к вам есть предложение. Мне нужен помощник. Желательно молодой, неглупый и образованный. Вы мне подходите. Но сразу предупреждаю, работа будет тяжелая и грязная, и, выполняя ее, о гордости придется забыть. Это в минусах. В плюсах то, что вы сможете жить в этой каюте вместе со мной. Она маловата, конечно, но по сравнению с той теснотой, которая сейчас царит в трюме, это просто княжеский дворец, уверяю вас. Ну и питание у нас с вами будет чуть получше, чем у прочих. То есть шансов выжить значительно прибавится. Как вы на это смотрите?

В целом Рене смотрел положительно. Подобная работа не была ему в новинку, однажды на первом году обучения его в наказание на целый месяц отправили в городской госпиталь в качестве санитара. Учиться смирению и любви к ближнему, ага.

— Я согласен, — ответил Рене.

Работать в госпитале оказалось совсем не так тяжело, как он ожидал, и ему там даже понравилось. Он быстро нашел общий язык со всеми — с больными, с врачами, с сиделками, с другими санитарами. Не кичился своим дворянством, старательно выполнял указания, а с больными был терпелив, как сам господь Иисус. К концу месяца его даже не хотели отпускать, да и сам он не горел желанием уходить. Даже в госпитале на самой тяжелой работе ему было лучше, чем в семинарии. Но отец Жером посчитал, что смирения с него достаточно, и Рене пришлось вернуться к учебе.

— Ну вот и отлично. Тогда поешьте и отдохните. Первые пару-тройку недель у нас с вами будет много свободного времени, и я вас поучу чему-нибудь, за что на вашем месте заранее начал бы благодарить. Такие знания никогда не бывают лишними даже для барона.

Учеба, надоевшая в семинарии хуже горькой редьки, не прельщала Рене ни в каком виде, но деваться было некуда, и он с обреченным видом кивнул.

Так началась новая жизнь Рене. Она настолько отличалась от двух предыдущих — богатого наследника и будущего священнослужителя, — что, наверное, странно было бы их сравнивать. Но, к удивлению самого Рене, она была ничуть не хуже первых двух, если, конечно, сложить их и вывести среднее арифметическое. По крайней мере она предполагала столько свободы и интересных впечатлений, сколько не могли дать ни первая, ни вторая.