Душанский Нахман Ноахович
Родился в 1919 году в литовском городе Шяуляй. Мой дед Яков Душанский – Коган, николаевский солдат из кантонистов, участник Крымской войны и обороны Севастополя, получил согласно указу российского императора право жить вне черты оседлости и право на земельный надел. Но Яков Душанский не захотел жить в новых местах, вернулся домой, поселился в Вильнюсе, вырастил тринадцать сыновей, большинству из которых он смог дать образование. Один из его сыновей, мой отец Ноах Душанский, будучи солдатом на фронтах Первой мировой войны, был отравлен в бою газами, попал в немецкий плен и вернулся домой фактически слепым человеком. После отселения еврейского населения из Вильнюса, из прифронтовой полосы в 1915 году, наша семья оказалось в Шяуляе, где отец работал грузчиком-носильщиком на вокзале, на тачке развозил грузы и посылки с железнодорожной станции по адресам, и мы, дети, помогали плохо видящему отцу прочесть адрес получателя и часто сопровождали его, когда отец перевозил грузы. Моя мама, Фрейдл, была из очень бедной семьи и вместе с отцом растила нас, пятерых детей. В пять лет меня отдали учиться в частный «хедер», а после я учился в школе, организованной на деньги местного филантропа Френкеля, владельца шяуляйского кожевенного завода. Закончил шесть классов и в 13 лет пошел работать. Жили мы в пролетарском районе, населенном евреями, поляками и русскими староверами, поселившимися в Литве еще с петровских времен. Рабочее окружение оказывало огромное влияние на мое мировоззрение. В 14 лет я познакомился с подпольщиком Гринфельдом (впоследствии убитым на фронте).
Он привлек меня к подпольной коммунистической работе, и я вступил в подпольный комсомол Литвы, желая принять участие в борьбе за лучшую долю для бедного трудового люда. В здании Еврейского Шяуляйского центрального банка, под сейфом, в узкой нише, через которую мог проползти только щуплый подросток, был устроен тайник, в котором хранилась подпольная литература. Эта литература распространялась через надежных людей в окрестных городках и местечках, и я был ответственным за ее хранение и распространение.
Тайная полиция литовского буржуазного правительства вела активную борьбу с коммунистическим подпольем?
Безусловно. Тем более что антиправительственное подполье не было по своей структуре однородным. В нелегальной коммунистической партии Литвы, руководимой Снечкусом и Ангаретисом (расстрелянным в 1937 году в СССР по указанию Сталина), преобладали литовцы. А евреи в основном состояли в рабочей организации «Бунд», хотя мне кажется, что не было каких-либо существенных разногласий в тактике ведения подпольной борьбы и в конечных целях, которые ставили перед собой эти две партийные организации.
У нас в Шяуляе тайной полицией руководил бывший царский жандармский офицер Верховерцев, принявший после бегства из России фамилию Аукштакалнис. Этот человек обладал большим опытом борьбы с «инакомыслящими элементами», и в 1935 году он внедрил своего агента в нашу местную организацию. Меня и еще двух комсомольцев схватили, избивали резиновыми дубинками, но я не выдал месторасположение тайника с коммунистической литературой, и вскоре, поскольку полиция так и не нашла никаких весомых улик, нас выпустили из тюрьмы. Но в 1936 году, после инспирированного немецкими специальными службами восстания крестьян в Сувалках против буржуазного литовского правительства президента Сметоны, местные власти решили принять крутые меры к подпольщикам всех мастей и направлений.
Из пяти руководителей восстания в Сувалках четверо были приговорены к расстрелу.
Наша комсомольская организация отпечатала листовки «Воззвание к народу Литвы», в котором мы осуждали этот жестокий приговор, но уже через несколько дней полиция арестовала всех активных участников комсомольского подполья в Шяуляе. Схватили девять человек: пятерых литовцев и четверых евреев. Семерых сразу отдали под трибунал, а меня и моего товарища Левинаса отправили в колонию для несовершеннолетних уголовников в Калнабержай, где мы должны были сидеть до наступления возраста 17 лет, и только после этого, по закону, нас могли отдать под суд Окружного военного суда. И когда мы перешли этот возрастной рубеж, нас привезли на суд в Шяуляй. Здесь мы узнали, что наши товарищи уже осуждены и руководитель шяуляйских подпольщиков Нехама Шпайте приговорена к 15 годам заключения, а другие старшие товарищи получили сроки от 10 до 14 лет тюрьмы. Нас судил трибунал, в котором председательствовал полковник Леонас. Учитывая наш возраст, «малолетки», приговорили каждого только к шести годам тюремного заключения. Сначала мы сидели в шяуляйской тюрьме, а потом нас перевели в новую политическую тюрьму в Расеняй.
Читать дальше