Вадим Гринёв - Красный сокол

–При взятии Кенигсберга в среднем на одного немца погибало десять наших! Я там был, видел и знаю, что творилось! Мужчины переглянулись.Клавдия Андреевна воскликнула:

– Это ж сколько поубивали гады наших солдатиков!? Как же вы, Федор Никифорович, в этой проклятой Пруссии не погибли?

– Меня, как штабного разведчика, берегли. Наших солдат гнали на тевтонские крепости, как телят на убой. Все спешили войти в Берлин. Надо было опередить американцев. Так спешили, что свои же убили командующего третьим Белорусским фронтом.

– Как это свои, Федор Никифорович? – спросил Лютый, сосед с третьего этажа.

–А вот так! При этой трагедии я не присутствовал, но мой непосредственный начальник говорил, что убийство было случайным, и его спровоцировал Смерш! Нам, в войсках, запретили тогда под страхом трибунала, что-либо говорить об этой смерти.

Обстоятельства смерти маршала, дважды героя СССР И. Д. Черняховского (1906-1945) были обнародованы спустя много лет после Победы. Он тогда в феврале 45-го спешил на совещание. Его машину сопровождала машина смершников. Внезапно на дороге появился советский танк. Водитель машины маршала съехал в кювет и остановился,чтобы пропустить танк. Остановилась и машина сопровождения, из которой выскочил старший смершевец. Он потребовал выйти из танка его командиру. Когда тот вышел из танка, смершевец его тут же на глазах у экипажа пристрелил, вернулся в свою машину, которая поехала первой. Машины отъехали от танка недалеко. Пушка танка выстрелила. Снаряд, вероятно, предназначался для машины смерша, а попал в машину командующего. Вот такие нелепые смерти. Первая спровоцировала вторую.

– Вы побывали в самом Кенигсберге? – спросила отца Анна Ивановна, жена Лютого.

– Да, после взятия. Но раньше мне пришлось вместе с небольшим отрядом с неделю поползать по этой земле. Нас забросили в районе Гумбиннена. Это в каких-то ста километрах от Кенигсберга. Мне, как командиру отряда, была поставлена задача разведать расположение огневых средств противника и возможные подходы к ним. Мы знали, что оборона вокруг самого города и крепости глубоко эшелонирована, а на основных транспортных артериях выставлены танки. Нужно было составить подробную схему. Чем подробнее, тем меньше потерь. Нас трех офицеров и двоих крепких сержантов переодели в комбинезоны немецких строительных рабочих. Для ориентировки нам выдали топографические карты российского Генштаба времен первой мировой. Других не было.

– Но, ведь можно было произвести разведку территории с самолета, – перебил отца летчик, муж Клавдии Андреевны.

– Посылали двух кукурузников, но они не вернулись. Я думаю, и десантников посылали. Когда готовят такие операции, стараются получить сведения из разных источников. Для передвижения мы думали использовать лесистую и болотистую местности, которые были обозначены на наших картах. На деле же оказалось, что карты врут. Там, где были показаны леса, оказались немецкие деревушки, фольварки, а на месте болот животноводческие фермы с хорошо развитой сетью шоссейных дорог. Вывод: мы могли незаметно передвигаться только ночью, ведь документов у нас не было. Любой сельский полицейский мог потребовать документы.

– А как же вы питались?

– Наших пайков хватило на двое суток. Днем мы прятались в стогах соломы. Одним утром мы заметили, как немецкие крестьяне, подоив коров, свозят на своих бричках бидоны с молоком на угол дороги. Промежуток времени между разгрузкой бидонов и появлением машины, которая их забирала, был не более получаса. За это время мы успевали наполнить свои фляги молоком.

– Выходит, вы воровали у немцев молоко!? – воскликнула Клавдия Андреевна, – разве немцы такие дураки, что не замечали недолива?

– Мы брали понемногу из каждого бидона. Их скапливалось более десятка. Иногда больше двух.

– А, где вы воду брали?

– Где приходилось. Из луж, из ручейков, чаще из колодцев, – по ночам. Один колодезь чуть нас не погубил. Вытянули мы ведро, а в нем куриные яйца. Десятка три. Молоко кончилось, мы были голодными и не контролировали себя. Я отобрал ведро у сержанта, когда в нем уже оставался десяток яиц. Когда рассвело, – до нас дошло, что недостающих яиц нам не снести. Мы бежали от этого колодца, как ошпаренные. Надо было принимать решение. Это был пятый день нашего похода, и мы собрали достаточно сведений. Я и предложил этому сержанту, который выпил больше всех яиц, и еще одному офицеру отправляться к своим и доставить сведения. Солнце взошло, и надо было где-нибудь залечь. Хорошо на окраине большой деревни попался длинный дровяной склад. Бревна были сложены в высокие штабеля. Нас оставалось трое, и мы решили прятаться вместе. Нашли подходящую нишу и залегли. Проходит час, проходит другой. Мы уже стали надеяться, что пронесло, как вдруг услышали отдаленный собачий лай. Мы поняли, что это по наши души. Все карты и записи мы зарыли в землю. Сняли предохранители с пистолетов. Лай приближался. Уже слышим немецкую речь. Решили не отстреливаться, а сразу пулю в висок. И тут лейтенант, из Ленинграда, вытянул кисет с махоркой и стал махорку сдувать в щели. Каждый из нас брал щепотку махорки и сдувал ее вокруг. Слышим топот сапог и лай почти рядом. Пистолеты у висков. Каждый молился Богу. Не знаю, не помню, – были ли это секунды или минуты. Вижу мой лейтенант открыл глаза. Смотрим друг на друга. Собачьего лая не слышно. Пронесло слава Богу.