Танк вместе с экипажем был уничтожен. Уничтожив танк, он спас жизнь мл. политруку Алексееву, но и сам погиб от взрыва, сознательно пожертвовав своей жизнью.
Командование представило его к награде орденом Красной Звезды. При жизни также был представлен, но о награде нигде не объявлялось. Алексеев послал через редакцию «Комсомольской правды» в сентябре месяце 1942 г. письмо его матери, в котором описан героический подвиг ее сына и его смерть, и просил, чтобы его, Алексеева, мать считала за сына».
Выбравшись из многих других передряг, подобрав раненых, минометчики теперь не шли, а бежали туда, где в камышах пробивалась речка Червленая, на западном берегу которой дивизия должна была занять новый рубеж. Но бега хватило ненадолго: до новых позиций было еще далеко. Горькая встреча с горящей Волгой состоялась в балке Купоросной. Конечным пунктом сбора всех вырвавшихся из кольца был сад Лапшина, куда и стекалось все расхристанное побитое русское воинство.
2 сентября в дневнике политрука Алексеева появилась запись: «Дождь. Все развезло. Накануне, темной ночью, остатки дивизии заняли оборону в районе хутора Елхи, южнее Сталинграда. К вечеру кто-то из моих взводных принес немецкую листовку. В ней, между прочим, сообщалось: «Разгромили дикую сибирскую дивизию, а она снова появилась». Это о нас».
Живуч русский солдат!
О последних пяти месяцах пребывания М. Алексеева на сталинградской земле сведения в его фронтовой тетради крайне скудны. В ней всего двадцать четыре записи, зачастую одно-двухстрочные. «С 25 ноября 1942 года до 3 января 1943 года, – констатировал сам писатель в «Литературной газете» (1985.№ 1(5015), 1 января), – ничего не записывал в свою Сталинградскую тетрадь. Было ли недосуг, сменялись ли постоянно наши боевые позиции, а вместе с ними и мои должности (после командира минометной роты он был секретарем комсомольского бюро полка, заместителем командира артиллерийской батареи по политчасти. – В С ), но факт остается фактом: запись возобновилась лишь 3 января, то есть в самом начале нового года». Но документальная канва фронтовой жизни М. Алексеева сохранена в романе «Мой Сталинград».
Хутор Елхи – новый рубеж минометной роты – находился в непосредственной близости от города, что, само собою разумеется, не предвещало легкой жизни, если вспомнить сталинский приказ номер 227. Необходимость стоять насмерть закрепил и приказ командующего 64-й армией генерал-лейтенанта Шумилова, изданный в день, когда остатки 29-й дивизии, пополненной местными необученными новобранцами и всеми, кто, как говорится, мог встать под ружье, объявились под Елхами: «В течение ночи на 2 сентября вывести войска на заранее подготовленные рубежи Песчанка, Елхи, Ивановка, остановить наступление противника и уничтожить его живую силу и боевую технику, прочно удерживать этот рубеж, не допускать прорыва противника к Волге и Сталинграду.
Разъяснить всем частям и подразделениям, довести до каждого командира и бойца, что указанный рубеж является линией, дальше которой противник не может быть допущен ни в коем случае. Отступать некуда. За нами Волга и Родина. Лучше славная смерть, чем позор отхода».
Задачу поставил генерал грандиозную: уничтожить живую силу и боевую технику противника. Но не сказал – чем…
А пока противник продолжал резвиться. В указанную в шумиловском приказе ночь ораву голодных, неподготовленных и неуправляемых людей, именуемых пополнением, бросивших свои позиции и устроивших галдеж возле походных кухонь, засекла немецкая артиллерийская инструментальная разведка, и шестиствольные минометы, ударившие из всех стволов, исправно сделали свое дело. Из 170 человек, которые должны были пополнить ряды оборонявших Елхи, осталось не более десятка. Писатель до сих пор удивляется, почему немцы после тех залпов не поднялись в ночную атаку: «Худо было бы нам, защитникам Сталинграда».
Хутор Елхи в течение сентябрьских дней (да и позднее – вплоть до наступления советских войск) то и дело переходил из рук в руки. Когда пятого сентября при поддержке «катюш» и штурмовиков Ил-2 дивизия овладела хутором, бойцы увидели ужасную картину: колодец до самого верху был забит трупами наших военнопленных.
Вот почему со второго сентября по первое октября политруку Алексееву было не до фронтовой тетради. О многих эпизодах и участниках кровопролиных боев за это неприметное местечко он потом расскажет в очерках, вошедших в повести «Дивизионка» и «Биография моего блокнота», в рассказах «Лиса» и «Окоп», в публицистических выступлениях. Это и «старый мудрый солдат», «безропотный страстотерпец военных дорог», ездовой из минометной роты, ее душа Гурьян Максимович Прибытков» («Максимыч»), и помощник начальника политотдела дивизии по комсомолу, умеющий «с помощью нескольких нехитрых, немудрящих слов воспламенять людские сердца», гвардии капитан Александр Крупецков («Сам Крупецков»), и парторг минометной роты наводчик Алексей Грунин («Парень с Красной Пресни»), и старший лейтенант Петр Савченко, сбивший из полевой пушки фашистский самолет, и многие другие, ставшие героями романа «Мой Сталинград».
Читать дальше