Николай Хохлов - Ликвидатор с Лубянки. Выполняя приказы Павла Судоплатова

В конце февраля 1954 года американская разведка поселила на этой даче меня.

После того, как портсигары и бесшумные пистолеты были вытащены из аккумулятора, «союзники» поняли, что ни НТС, ни я не собирались их мистифицировать. Оставалась, конечно, теоретическая возможность, что мое появление на Западе – тонкая комбинация МВД. Чтобы разрешить эту щекотливую проблему, у американцев был только один путь: положить на одну чашу весов теоретические возможности агента «дальнего действия», забрасываемого таким сложным путем, а на другую чашу – агентурные сети и профессиональные секреты советской разведки, которые попадали вместе со мной в руки Запада. Если бы спросили моего совета, то я предложил бы американцам еще один путь: проанализировать положение в Советском Союзе и установить, действительно ли наше с Яной чувство долга перед собственной совестью и принятое в связи с этим решение – типичны для русского человека наших дней. Но моего совета никто не спрашивал. Кроме того, понаблюдав за методами работы американской разведки, я понял, что «философские» подходы им чужды.

Проверка меня была поручена крупным специалистам западных разведок. Позже я узнал, что в одном только Вашингтоне над обработкой моего «дела» трудилось около двухсот человек. Появились на горизонте и англичане. По разным деталям я понял, что НТС решил сообщить английским властям о моем приходе тогда, когда выяснилось, что леонарды отказываются принимать меня за кого-либо другого, кроме как за журналиста или за сумасшедшего. Одним фактом своего участия в деле англичане немного сдерживали стремление американской разведки установить надо мною монопольный контроль. Из Лондона прилетел офицер английской разведывательной службы. Он оказался, между прочим, наиболее душевным и человечным из всех других офицеров западных разведок. В отдельные этапы моей проверки была втянута и французская контрразведка. Детали прошлого Франца и Феликса сверялись с архивами Парижа. Все это совершалось в строжайшем секрете. Западные службы поняли, что они обладают редким шансом для удара по агентурным сетям советской разведки в Европе. Для осуществления этого шанса им нужно было еще убедить меня, что мое включение в революционную работу НТС невозможно и что я должен примириться с идеей перехода на Запад, под крыло разведки. Американцы, наверное, понимали, что держали меня в своих руках, в общем, нелегально. Ни письменно, ни устно я не обращался к ним с просьбой о политическом убежище или «защите». Наоборот, я все время требовал, чтобы меня передали под опеку НТС. Но у американской разведки был очень сильный аргумент, с помощью которого ей пока удавалось держать меня в относительном повиновении. Аргумент, что без помощи американцев мне не удастся спасти семью.

Когда Франц и Феликс были арестованы, стало ясно, что путь назад в Советский Союз мне отрезан. Секрет провала операции «Рейн» держался на ниточке. Я понимал, что мало можно было рассчитывать на помощь западных разведок в спасении моей семьи. Но даже самый маленький шанс я обязан был использовать. Не менее важно было и сохранение тайны обстоятельств моего появления на Западе. О репрессиях советской разведки, направленных лично против меня, я не задумывался, но стоило Москве узнать о моей роли в срыве операции, как моя семья автоматически попадала в концлагерь, где дни их были сочтены. Сохранность тайны о моем разрыве с коммунизмом означала сохранность жизни Яны и Алюшки. Идти на обострение конфликта с американской разведкой я поэтому не мог. Когда мне предложили переехать из лагеря Кемп Кинг в охотничий домик, я сначала заупрямился. Мне не хотелось попадать на «особое» положение. Я надеялся, что смогу раствориться в общей массе беженцев и под каким-нибудь немецким именем устроиться в Германии. НТС обещал мне помочь в этом. Но американцы заявили, что в таком случае никакой речи о помощи моей семье быть не может. Я переехал в охотничий домик. Как-то раз, возвращаясь из Франкфурта с очередной беседы с западными разведчиками, я спросил у американца-охранника, сколько же времени, по его мнению, меня будут еще держать в изоляции от НТС. В машине, кроме вас двоих, никого не было. Он усмехнулся многозначительно и сказал:

– Наивные вопросы вы задаете. Такая муха залетела нам в рот. Неужели вы думаете, мы возьмем и выпустим ее?

Циничность американца была мне понятна. Он слышал похожие разговоры от начальства и не задумывался над тем, что мне лично «протекция» американской разведки преподносилась под другим соусом.