Андрей Мелехов - 1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера?

В подтверждение тезиса об использовании семей комсостава в качестве заложников можно отметить, что уже после получения «предупреждающей» директивы Жукова – в 2.25 ночи22 июня 1941 года – в военные советы 8-й и 11-й армий поступила «уточняющая» директива Кузнецова: «...5. Семьи начальствующего состава 10, 125, 33 и 128-й стрелковых дивизий перевозить в тыл только в случае перехода границы крупными силами противника» (там же, с. 441). Понятно, что и в этот раз командующий округом выражал волю Москвы: ведь там по-прежнему не верили, что немцы начнут войну в отсутствие ликвидированного фюрера и считали, что перед таинственным германским контрагентом по переговорам надо ещё какое-то время продолжать ломать комедию. Конкретика же в отношении упомянутых дивизий ПрибОВО наверняка отражала их роль в происходившем накануне войны спектакле с «отводом» части пехотных соединений «первой линии».

Я, кстати, подозреваю, что вопрос о семьях комсостава был поднят отнюдь не немецким участником тайных переговоров. Будучи уже в общем знакомым с образом действий советского диктатора, практически уверен: превращение в заложников тысяч членов семей советских командиров являлось его инициативой. В конце концов, это ему ничего не стоило. При этом он даже мог считать, что не подвергает членов чужих семей какой-либо опасности: ведь, по его мнению, немецкое нападение не должно было состояться. А если бы таковое и произошло, что ж: «Краскомы будут лучше драться, зная, что за спиной остались их жёны, матери и дети!» Понятно, что в Москве не рассчитывали на то, что после начала германского вторжения командиры Красной Армии будут частенько забывать о своих прямых обязанностях и заниматься импровизированной эвакуацией семей вместо организации отпора «герману». Так или иначе, лично меня история с семьями комсостава не удивила: давно известно, как именно Сталин И.В. и его холуи относились к собственному народу. Хотя всё это и напоминает скорее методы ведения внешней политики в период раннего Средневековья, ничего удивительного в этом очередном сталинском преступлении не было. В конце концов, большевики с первых месяцев своего нахождения у власти регулярно брали в заложники тысячи собственных совершенно ни в чём не виновных сограждан и так же тысячами их расстреливали. Делали же они это, напомню, по инициативе и при непосредственном понукании «самого человечного человека» – Ленина В.И. Вдобавок, Сталин с Берией были кавказцами, а в этом регионе обмен заложниками в качестве дополнительных политических гарантий являлся обычной практикой даже в XIX веке.

Напоследок отмечу, что распоряжения о запрещении эвакуации скорее всего не носили «повального характера», а отдавались выборочно – в отношении семей комсостава тех частей и соединений, которые находились в «первой линии» и имели наибольшую вероятность быть замеченными агентами СД или Абвера. Вполне возможно, что более ценным кадрам эвакуировать семьи позволяли, а вот «простым кнехтам» – нет. Скажем, Р. Иринархов подсказывает, что «18 июня 1941 года начальник Белорусского погранокруга генерал-лейтенант Богданов принял решение об эвакуации семей военнослужащих из приграничных районов» («1941. Пропущенный удар», с. 146). Уважаемый историк ничего не сообщает об отмене этогоприказа...

В том, что касается переговоров с Канарисом (или кем-то другим с немецкой стороны), то я не думаю, что они каким-то образом повлияли на советские планы устранения Гитлера. Если бы тайный диалог, неожиданно начавшийся перед самой войной, действительно имел место, то в глазах Сталина и его приближённых он был бы всего лишь неким «бонусом» и дополнительной гарантией того, что при любом раскладе войну начнёт именно советская сторона. Иными словами, помимо минимум трёх первоначальных планов ликвидации «бесноватого», появился ещё один – четвёртый. То, что Сталин пошёл на односторонний отвод части советских войск от границы и прочие демонстративные мероприятия по снижению боеготовности группировки первого стратегического эшелона, подтверждается как германскими, так и советскими источниками. А тот факт, что начальник германского Генштаба Гальдер, судя по его дневниковым записям, был явно – в отличие от советских штабистов – не в курсе происходившего, тоже вполне понятно. Ведь в данном случае речь шла о чрезвычайно опасной игре не с «родственными» англичанами, а с одним из двух опаснейших хищников Европы. Далеко не все соучастники Канариса по антигитлеровскому заговору согласились бы на «сделку с дьяволом против сатаны» и пошли бы на государственную измену и устранение Гитлера ради предотвращения войны с СССР. Думаю даже, что, узнав о таких планах, кое-кто из них обязательно попытался бы им воспрепятствовать. Поэтому, кто бы из имевших возможность влиять на события немцев ни являлся тайным собеседником Советов, в такой ситуации он полагался бы исключительно на самых доверенных из своих подчинённых. Абвер – с его огромными ресурсами, традиционно антинацистскими взглядами и твёрдой верой в правильность получаемых от руководства приказов – вполне мог справиться как с выполнением своих обязательств по гипотетической сделке, так и по контролю за честностью намерений другой стороны.