Андрей Мелехов - 1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера?

Учитывая важность гарантированнойликвидации Гитлера, её должны были готовить как минимум три группы агентов. На эту мысль, в частности, наталкивает всё тот же П. Судоплатов, поведавший о том, что для устранения Троцкого были разработаны два известных широкой публике и абсолютно независимых друг от друга плана. Когда неудачей закончился первый, сработал второй. Не исключаю, что имелся и третий план, о котором Судоплатову было попросту неизвестно. Что ж, Гитлер являлся гораздо более важной целью, чем Лев Троцкий. Это требовало ещё большей – абсолютнойпо результату и срокам исполнения(«Ни днём раньше, ни днём позже!»)– уверенности в успехе. Поэтому я исхожу из того, что у Сталина имелись как минимум три – тоже никак не связанных друг с другом – варианта устранения «бесноватого». Также уверен, что будущие непосредственные убийцы Гитлера либо не подозревали об отведённой им роли, либо были готовы пожертвовать собой. Вполне возможно (но не обязательно), что все они не имели прямого отношения к Сталину, СССР и коммунизму. Мало того, они могли и не знать о том, кто их настоящие «спонсоры». В случае чего, подобное обстоятельство помогло бы отвести вполне возможный порыв германского «народного гнева» от Страны Советов. Тактика же, при которой шпионы одного государства выдают себя за агентов совершенно другой страны, – обычное дело в деятельности спецслужб всего мира. Итак, возможные «кандидаты» в убийцы, скорее всего, являлись бы представителями еврейской нации, германского генералитета или ненавидящих фашистский режим социал-демократов. Все они вполне могли «проглотить» легенду о том, что финансовую и техническую помощь им оказывала, скажем, британская разведка. Все они могли быть заинтересованы в предотвращении ненужной и даже, по мнению многих немцев, самоубийственной войны Германии с Советским Союзом. Представители как минимум одной категории «кандидатов в исполнители» – европейские евреи – наверняка не возражали бы и против превентивной агрессии Красной Армии. Для них подобное вторжение наверняка представлялось бы не «концом европейской цивилизации» (в гробу бы они такую «цивилизацию» видели), а вполне действенным способом избежать неминуемой смерти в концлагерях.

Круг имевших каждодневный доступ к фюреру или – в случае отравления или заражения патогеном – к его близким, жилищу, собаке, личным вещам и пище мог, помимо высших партийных, государственных и военных чиновников, включать прислугу, поваров и сотрудников кухни, портных, врачей, ветеринаров, секретарей-стенографистов, связистов, офицеров ставки, личных пилотов и шофёров, охрану из числа солдат СС, адъютантов, друзей, близких к нему женщин, членов семьи и старых соратников по партии. Не будучи профессиональным «гитлероведом», я наверняка упускаю из виду кого-то ещё. Глубокое изучение распорядка дня и привычек фашистского диктатора, а также истории его практического участия в процедурах управления государством могло позволить советским агентам с высокой вероятностью предсказать шаги фюрера непосредственно перед началом вторжения и, соответственно, степень «гарантированности» его устранения. Например, если в момент начала войны предполагалось присутствие Гитлера в Растенбурге, то шанс на ликвидацию мог получить один из пилотов его «Кондора» или диверсанты, «оседлавшие» ведущую в нужный район Восточной Пруссии железную дорогу и готовые взорвать или расстрелять спецпоезд Amerika с фюрером и его свитой. До подобного плана ещё в XIX веке додумались, например, террористы-народовольцы. Несмотря на принятые меры предосторожности, вполне компетентную охрану и «любительский» статус покушавшихся, царя спасло только чудо. Для проведения подобной – по сути «войсковой» – операции, кстати, вполне могли пригодиться уже упоминавшиеся советские диверсанты, сосредоточенные в Берлине и его окрестностях накануне войны. К слову, по свидетельству историка Анны Нельсон, член «Красной капеллы» германский коммунист Джон Зиг с 1937 года занимал ответственную должность в Имперских железных дорогах и работал на ключевой берлинской станции «в самом сердце германской столицы, в нескольких кварталах от местонахождения нацистской верхушки» (см. «Red Orchestra», с. 95).

Если попробовать порассуждать на тему участия в операции «козырная карта» Канариса, то в голову приходит следующий сценарий. Будучи руководителем Абвера, адмирал должен был являться одним из первых высших военных, узнавших о начавшемся стратегическом сосредоточении ударной группировки Красной Армии на советско-германской границе. Судя по дневникам Гальдера, первые доклады военной разведки о возможных враждебных намерениях Советского Союза появились в начале апреля 1941 года. В мае, как свидетельствуют документы, приведённые И. Хофманом, первоначальные опасения Кейтеля и Йодля превратились в уверенность. Эта уверенность – по крайней мере частично – передалась и Гитлеру. Впрочем, я не знаю, разделял ли на этом этапе опасения упомянутых генералов сам Канарис. Во всяком случае, он не мог не прислушиваться к мнению других военачальников Вермахта (например, Гальдера – его товарища по антигитлеровскому заговору), которые в ту пору – а иногда и после войны – довольно скептически относились к способностиКрасной Армии вести успешные наступательные действия против Германии уже в 1941 году (в мирные намерения восточного соседа в долгосрочной перспективе никто из них, по-моему, не верил).