Сергей Баленко: Как выжить и победить в Афгане. Боевой опыт Спецназа ГРУ

Приказ о прекращении боевых действий Зубов получил, когда уже снова был в сухом русле. «Прикрывать отход батальонов народной армии», – раздраженно повторил он приказ своим взводным. Это означало: афганцы уйдут спать в свои казармы, а советской разведроте здесь ночевать.

Сумерки сгущались быстро, и по мере наступления темноты утихал бой. За обратными скатами высот, собрав и пересчитав людей, Зубов приказал устраиваться на ночлег, расставить посты, а сам, забравшись в первый десант БМП, укутался в спальник. Голова гудела, как телеграфный столб. Целые сутки нервного напряжения двух боев, длинных маршрутов истощили все силы. Скрытая игра со штабом, с «зелеными», да и со своими ребятами далась нелегко. «Зато нет даже ни одного раненого», – удовлетворенно подвел итог Зубов, отдаваясь усталости и уже проваливаясь в сон, в котором продолжались и пальба, и треск наушников, и жара, и пыль. Вперемежку с явью, где слышались еще голоса взводных, сжала сердце тревога, что Каир-Хан ничего не понял и сейчас смеется над недотепой-шурави.

– Ну насмешили мы духов сегодня, – ерничал Губин. – Сколько снарядов по пустым дувалам! Ержан, ты знаешь, сколько стоит один снаряд?

– Да пошел ты! – устало огрызнулся тот. – Не дороже головы. А она у тебя пока цела. Ты бы стрелять научился, а то и по пустым дувалам не попадал.

– Ну ладно, – не унимался Вовка, – пусть по пустым. Но комбата зачем обманывать? «Головы поднять нельзя. Патроны кончаются…» А патронов еще на месяц.

– Слухай, Ержан, – ввязался в разговор Вареник, – треба пидсказать командиру, нехай взвод Губина преобразуе в «ударную группу рейнджеров». Ось буде гарно! Нехай воны у лоб атакуют. А мы ще поживем.

На сей раз Губин не ответил. В тишине послышался приглушенный голос наблюдателя с башни командирской БМП:

– Пацаны, слева духи.

– Где, сколько? – подскочили сержанты.

– Метров двести от нас со стороны кишлака, – не отрываясь от бинокля ночного видения, доложил наблюдатель. – Один без оружия, двое вооруженных.

Ержан с шестью автоматчиками выдвинулся вперед. Глухо залязгав затворами, группа приготовилась к бою. Но духи повели себя странно: спрятавшись за камнями, вдруг все трое одновременно замигали фонариками. Кто-то из ержановской шестерки не выдержал и шарахнул очередью по огонькам. Оттуда закричали:

– Шурави, не стреляй! – и еще чаще замигали фонариками.

– Прекратить огонь! – скомандовал Ержан, догадавшись, что это парламентеры, и закричал в темноту:

– Эй, бача! Иди сюда, не бойся.

Огоньки стали приближаться, и вскоре из темноты вышли на разведчиков трое афганцев. Сдержанно поздоровавшись, старший попросил провести его к «командору».

Разбуженный Зубов никак не мог понять, откуда пленные. Услышав имя Каир-Хана, он наконец-то шагнул из тревожного сна в ужасную явь: Каир-Хан приглашал «командора» для разговора, в километре отсюда, в сухом русле.

После кошмарного сна можно проснуться и облегченно вздохнуть. А тут не знаешь, как унять нервную дрожь, какое принять решение. Но обстоятельства такие, что решение может быть только одно – идти. Игра зашла далеко. А игра ли это? Может быть, это и есть настоящая жизнь – разговаривать с врагом? А все остальное – вся эта война, маршруты, ловушки, маневры, дувалы – и есть дьявольская игра?

Но рассуждать некогда, надо идти. Оставив Вареника за старшего, наказав ему не докладывать об этой встрече по рации и прийти на помощь в случае чего, велев Ержану с шестеркой автоматчиков сопровождать его, Зубов жестом показал афганцам: ведите.

Минут через пятнадцать группа остановилась у обрыва. Афганцы дали понять, что дальше надо идти без сопровождения. Зубов обнял Ержана и зашептал ему на ухо:

– Слушай мою команду, Ержан. Я встречаюсь с Каир-Ханом. Страшно, но я должен идти. Если поймешь, что это ловушка и меня попытаются захватить, бей из пулемета в самую гущу. Меня не жалей. Смерть лучше плена.

– Да вы что?! Товарищ старший лейтенант! – отшатнулся в ужасе Ержан, но Зубов прикрыл ему рот ладонью.

– Сделай, как я прошу. Другого выхода не будет. Иначе скажут, что я ушел добровольно, – вколотив в сознание Ержана неотвратимые истины, ротный стал спускаться с обрыва вслед за афганцами.

Он понимал душевное смятение деликатного Ержана, который сейчас прижимается к резиновому прикладнику ночного прицела и не будет спускать со своего ротного светящихся глаз. Если это прощание, то хотелось бы проститься не так, не наступая командирским сапогом на нежную душу. Но что делать? Как ни странно, но именно Ержан с его обостренным чувством долга способен выполнить этот трагический приказ. Такой приказ не каждому дано выполнить. Губин в истерике начнет дырявить небо, у Вареника одеревенеет палец и не нажмет спусковой крючок.