Валерий Величко - От Лубянки до Кремля

Бабушка, неоднократно просеивающая прогоревшие угли, чтобы хоть чуть-чуть съэкономить, неожиданно начала кашлять и буквально за две недели в 1963 году в страшных муках умерла в больнице на моих руках (была моя очередь дежурить около нее) от рака легких.

Естественно, в связи со всем этим отец «оттепели» Никита-кукурузник, а чуть выпив, отец употреблял и более жесткие прозвища, не пользовался в нашей семье авторитетом. Кстати, не знаю у кого как, а у меня слово «оттепель» ассоциируется с голодным существованием, текущей крышей и предсмертными муками моей бабушки. Видимо, проживавшим на Арбатах воспевающим оттепель бардам-«шестидесятникам» это не известно.

Помню еще один показательный эпизод того времени. Сразу по приезде в Воронеж отца, старшего офицера в звании майора, коммуниста пригласили в обком КПСС и предложили возглавить какой-то из отстающих воронежских совхозов или колхозов. Обкомовский инструктор, даже не дослушав доводы отца о том, что он сразу же после школы ушел в кавалерийское училище, а потом на фронт и совсем не разбирается в сельском хозяйстве, в грубой форме предложил ему, если, мол, не согласен, то пусть положит на стол партбилет и может быть свободным. На что отец, заявив, что партбилет он получал в окопах на фронте и не собирается отдавать его какому-то зажравшемуся бюрократу, крепко хлопнув дверью, ушел. Потом он, да и мы все, долго не спали ночами, ожидая ответной реакции, но все обошлось.

Это были первые мои встречи с партией.

Моя неродная мать, Александра Иосифовна, будучи совсем юной девчонкой, она 1925 года рождения, во время войны оказалась с матерью и двумя сестрами «под оккупацией». Их дом сгорел, и так как фронт проходил прямо посередине села, мадьяры (венгры) выгнали всех его жителей, и чтобы не погибнуть с голода, им с матерью приходилось скитаться по окрестным деревням и буквально попрошайничать. Сестры были настоящие русские красавицы, и чтобы они не приглянулись немцам или мадьярам, каждое утро, выходя на поиск пропитания, мать мазала им лица сажей, а руки заставляла держать в воде и земле, чтобы появились «цыпки».

Уже став завучем в лиепайской школе, мать подала заявление в партию, но столкнулась с подобным же Иван Васильевичем, который на партбюро объявил, что мать не может быть коммунистом, так как она и ее родственники были в оккупации.

Мать со слезами на глазах доказывала, что ей было чуть больше 16 лет и что уйти со своими они не смогли, так как военные патрули, обеспечивая отход наших войск, не пускали гражданских на мост через Дон, который в этом месте очень широк. Течение там было очень сильным и переплыть его не было возможности. Что их отец был на фронте все годы, инвалид по ранению, но этого для бюрократа было недостаточно.

В конце концов, правда восторжествовала, но сколько дома было слез и рыданий.

И это тоже партия.

Надо сказать, что ни отец, ни мать, ни бабушка (1895 года рождения), а она была коммунистом чуть ли не с дореволюционным стажем, никогда не ставили знака равенства между авторитетом партии и ее, даже высокопоставленными, чинушами.

Как уже говорилось, я был секретарем комсомольской организации батареи, дивизиона в армии, в вузе и в Воронежском конструкторском бюро химавтоматики, где работал инженером после окончания университета.

При такой комсомольской активности вопрос о моем вступлении в КПСС, естественно, ставился передо мной неоднократно и в армии, и в студенческие годы.

Но… С годами этих «но» становилось все больше.

Уже в середине армейской службы, будучи младшим командиром-сержантом, я понял, что я все же не физик. По природе мне ближе гуманитарные науки. Готовясь к политзанятиям с солдатами, а мне как бывшему студенту офицеры доверяли их проведение, стал самым активным читателем полковой библиотеки. Меня мало интересовала художественная литература, я зачитывался исторической и политической публицистикой, работами по психологии и социологии. Пытался самостоятельно читать и конспектировать К. Маркса, В.И. Ленина.

Огромное впечатление на меня оказали труды И.В. Сталина, с которыми библиотекарша познакомила меня, взяв слово никому об этом не говорить. Поразили меня четкость формулировок, умение просто и доходчиво объяснять сложнейшие вопросы. Позднее, в университете, готовясь к занятиям по философии, я часто, для того чтобы разобраться в сложном материале, пользовался сталинскими работами.

Во времена перестройки мне практически за бесценок удалось на развале купить полное собрание сочинений И.В. Сталина, которым я очень горжусь.