Леонид Жуховицкий - Ночной волк

Журнал этот мы просмотрели вместе с Федькой — собственно, просмотрел он, а я прочел. Анжелика говорила, что в ее возрасте главное не успех, а учеба и работа над собой, благодарила всех своих учителей, особенно строгого, но справедливого руководителя курса, а в конце признавалась, что самая заветная ее мечта — сыграть в кино роль нашей замечательной молодой современницы. К счастью, именно такая работа ей в ближайшее время и предстоит в новом фильме режиссера, открывшего робкой дебютантке путь к большому экрану, — шла фамилия мужа…

— А чего, — сказал Федька, — все нормально. Выползла на орбиту!

Я хмуро промолчал — Федькина неприязнь меня задела. Почему? Это было бы нелегко объяснить даже самому себе. С одной стороны, все кончилось, чужая женщина, в чем-то даже неприятно чужая. Но, с другой-то, все равно своя, как сестра или дочь, завертевшаяся, загулявшая, заблудившая, шлюха проклятая, но — куда от нее денешься! — всей злостью, всей болью, всей обидой своя…

Она возникла года через два, летом, в самую жару — асфальт лип к подметкам, мелкая пыль постоянно висела в воздухе и въедалась в сохнущие холсты.

Той комнаты в коммуналке у меня уже не было, приходилось платить за квартиру в новостройке — хозяева сдали ее, не въезжая, и была она совершенно пуста — мебелишку собирал по знакомым, одно резное креслице даже подобрал на помойке, отмыл, залакировал и выдавал за семейную реликвию.

Она позвонила среди дня:

— Балмашов?

— Я.

— У тебя есть холодильник?

— Допустим.

— Тогда поставь туда стакан обыкновенной воды.

Только тут я узнал ее окончательно. Собственно, голос определился сразу, сильный, наполненный, казалось, даже хрипловатый, словно энергия, наполнявшая мою бывшую жену, с трудом проталкивалась сквозь гортань. Ее голос, ее, а вот интонация новая и для меня чужая: не девочка, тревожно и жадно открывающая мир, а уверенная в себе женщина, практически сделавшая свою жизнь.

— Ладно, — сказал я не сразу, — поставлю.

Тут вышла маленькая пауза, после чего она спросила:

— Может, я не вовремя? Ты не один?

— Один.

— Так я зайду?

— Давай, если хочешь.

Она фыркнула в трубку:

— Ох, Балмашов, не слишком-то охотно приглашаешь!

— Ладно, приходи, — буркнул я и сказал адрес.

Два года прошло, дело давнее.

Уверенно постучала, уверенно вошла, уверенно повисла на шее:

— Ох, и соскучилась по тебе!

Сбросив серебристые босоножки, босиком прошла в комнату и сразу же уверенно плюхнулась в кресло-реликвию:

— Подыхаю! Я прямо со съемок. Мало того, что жара, так еще и ночь не спала.

— Издалека?

— Ялта. Видишь?

Она дрыгнула загорелой ногой.

Будущая звезда — впрочем, теперь, пожалуй, просто звезда — была и одета по-звездному: что-то дырчатое с яркой вышивкой, живот открыт…

— Есть будешь?

— Не! Тащи воду.

Напившись, потрясла в воздухе потными ладонями и возмутилась:

— Ну и жизнь тут у вас! Жара хуже Ялты, а моря нет. Замечено было совершенно справедливо, но в тот момент говорить о погоде не хотелось.

— Может, все же поешь?

— Успокойся.

Тут ее интонация мне совсем перестала нравиться. Я сел напротив и уставился ей в глаза:

— Ну?

— Что?

— Выкладывай, зачем пришла?

— Ого! — сказала она. — А просто так уже нельзя?

— Можно. Но ты-то пришла не просто так.

Разбираться в ее делах мне вовсе не улыбалось. Но еще меньше нравилось слушать ее покровительственно-барственный тон.

Видно, она хотела опять ответить на фразу фразой, даже фыркнула для начала, но передумала, вздохнула, скривилась и сказала с досадой:

— Хреново мне, Балмашов, понял?

После этой фразы разговор стал неизбежен, и я спросил:

— А что случилось?

Она отмахнулась:

— Да ничего, все нормально.

— Со съемок выперли?

Анжелика засмеялась так искренне, словно сама мысль о подобном была полной нелепостью.

— А чего приехала?

— Эпизод озвучить, ерунда. Я там почти отснялась, мелочь осталась.

— С институтом что-то?

Она удивилась:

— А что с ним может быть?

— Ты учишься?

— Конечно.

— А этот твой… — Я назвал руководителя курса.

Анжелика пренебрежительно усмехнулась:

— A-а… Нас с ним теперь водой не разольешь. Строгий наставник и любимая ученица. Зимой был его юбилей — полчаса поздравляла под гитару. Успех, овация, не отпускают… Встал, подошел и даже чмокнул в лобик. А я — ну вот наитие просто! — упала на колени и поцеловала ему руку. Что началось… В зале одно старичье, и, конечно, каждому хочется, чтобы вот так, под занавес… Слезами истекли.