Леонид Жуховицкий - Ночной волк

Чехлов съел свой бутерброд, съел булочку, выпил «фанту». Бог ты мой, каким же слепым он был, каким трусливым, да и просто неумным. Торчал в своем институте за обшарпанными стенами и считал, что жизнь его идет правильно и достойно, вот только платят мало. А может, правильность и достойность как раз и заключаются в деньгах? Ведь зачем-то их придумали люди? Зачем-то уважают во всех нормальных странах?

В последние годы больше всего времени он проводил в институте, общался в основном с институтскими, ну еще кое с кем из старых знакомых. Все они жили примерно одинаково и на жизнь смотрели одинаково. Привычный мир небыстро, но неотвратимо разрушался, и самым важным было хоть как-то удержаться на своих спасательных плотиках. Если же кто-то не удерживался, он просто выпадал из круга, ему сочувствовали, но помочь не могли. И Чехлов, как все, держался за прежнюю работу, за институт, потому что больше держаться было не за что. Но нескольких дней за рулем хватило, чтобы уразуметь нечто неожиданное. А именно: жизнь вовсе не рухнула и не рушится, даже хуже не стала, а в чем-то намного лучше. Магазины полны товара, рынки тем более, сплошной дефицит, казавшийся неискоренимым, как-то незаметно улетучился, на леваков стабильный спрос. Говорят, народ обнищал, стон по всей стране. Да, какой-то обнищал — например, они с Анькой. А другой народ, наоборот, разбогател — тот народ, который взмахом руки тормозит его у тротуара. И весь этот народ, вплоть до сегодняшнего щедрого мальчишечки, вовсе не стонет, а вполне уверенно смотрит в будущее. Всем хорошо не бывает, да и не было никогда. Просто произошло что-то вроде революции, страну перетряхнули, и те, кто не имел чинов и званий, но умел зарабатывать, рванули наверх, а верхние, успевшие угреться и облениться на сытых местах, теперь покорно скатываются вниз, неумело пытаясь удержаться на промежуточных уступчиках.

Он вспомнил последний разговор в кабинете у толстячка и скривился от стыда: как же беспомощно, как жалко он выглядел! Ведь ясно было, что шансов никаких, полная безнадега. Удержаться в конторе все равно бы не смог — но кто мешал напоследок от души хлопнуть дверью, послав толстячка полновесным матом по самым популярным в России адресам? И сейчас не Чехлов морщился бы от неотмщенного унижения, а директор ломал бы голову, гадая, кто стоит за спиной неожиданно взорвавшегося уволенного сотрудника…

Он вернулся к машине, завел ее первым же поворотом ключа. Пересчитал деньги — в общем-то он примерно знал, сколько вышло с утра, но было приятно лишний раз пошелестеть бумажками, каждая из которых была как щелчок по носу толстому лицемеру директору и вору Маздаеву на высоких каблуках.

К вечеру бумажек еще прибавилось: он подвез мамашу с ребенком, двух самоуверенных студенток и мужчину в дорогом светлом пиджаке, потом сильно подвыпившего мужичка, который кашлял, матерился, но заплатил хорошо. Напоследок он решился на эксперимент. Кавказский человек с большим чемоданом хотел в Фили.

— Сколько дадите? — спросил Чехлов.

— Полторы, — сказал тот, чуть подумав.

— Две, — возразил Чехлов, и самому стало противно — такой жалкой вышла попытка поторговаться. Но клиент согласно покачал ладонью и открыл дверцу — чемодан он торчком поставил на колени, так и ехал с ним в обнимку.

Рынок, понял Чехлов, нормальный рынок.

Ладно, недельку поездит — авось привыкнет…

Он привык гораздо быстрее. Розовощекий учитель жизни, семнадцатилетний бизнесмен-сосисочник, словно повернул в его мозгу какой-то рычажок. Чехлов и раньше знал, что горшки обжигают не боги. Но чтобы до такой степени не боги… Неужели сорокапятилетний интеллигентный мужик, между прочим доктор наук, глупей и беспомощней этого мальчишечки? Мальчик в новую жизнь вписался. Еще множество людей вписалось. Ничтожество Маздаев вписался. Валерка Чепурной — еще как вписался! А Чехлов — не впишется?

Он не знал, чем будет заниматься. Он даже не знал, чем хочет заниматься. Но он понял главное — что плыть по течению интересно и приятно. Что каждый час ставит свою задачу, и решать ее, как минимум, любопытно. Вот сейчас он едет с Сухаревки на Алтуфьевку, и это хороший конец и хорошие деньги. А что будет за поворотом, он узнает за поворотом.

Вечером, запершись в ванной, Чехлов дважды пересчитал заработанное. В зеленых, как научил Валерка, получилось сорок два доллара. При этом машина под окном стояла с полным баком. За ужином Чехлов был невнимателен, никак не мог включиться в разговор, объяснил это головной болью и даже сделал вид, что ищет таблетку. Он, конечно, понимал, что по-людски надо бы отработать вечернюю беседу с женой, а уж потом перейти к расчетам и планам. Но уже первый, пробный, черновой результат словно бы оглушил, все, что лежало вне опыта последних дней, просто не воспринималось.