Леонид Жуховицкий - Ночной волк

Я пробовал все, и натюрморты, и городской пейзаж, но вещи уходили так же, как уходила она. Разучился, что ли? Или — новый, еще самим не понятый период? Взрыв подспудного, мир без теней, откровенность насыщенного цвета — может, сегодня я и должен писать именно так?

Пришел Федька. Я расставил картинки. Анжелика суетилась с едой.

— Н-да, — протянул Федька неопределенно.

— Как ты велел, — сказал, я подлизываясь, — барокко.

Федька хрипловато вздохнул.

— Нет, старичок, — возразил он, — это не барокко. Это — на нервной почве.

Анжелика позвала есть.

— Жаль, — сказал я, — месяца три вылетело.

Я разом ощутил какую-то тупую пустоту. В общем-то и раньше догадывался, но надежда была. Теперь же, рядом с Федькой, я все видел сам.

Уже за столом Федька вдруг рыкнул с неожиданной агрессивностью:

— Ну чего? Чего скис? Плохо живешь, что ли?

— Да нет.

— А тогда чего?

Я кисло усмехнулся:

— Я все-таки еще и художник временами.

— Ишь ты! — сказал Федька неодобрительно. — Художник он! Много хочешь — и рыбку съесть, и птичкой закусить. Счастлив ты? Счастлив или нет?

Это популярное слово я слышал от него впервые.

— Ну допустим.

— Допустим! — передразнил он. И посмотрел почти зло. — Тогда какого рожна тебе надо?!

Анжелика засмеялась. Глядя на нее, и мне стало смешно. Мы поели, выпили бутылку «сухаря» на троих, потрепались о живописи, и Федька ушел. Картинки так и стояли у стены. Пока я их складывал, настроение снова упало.

— Ну что, моя радость? — сказала Анжелика. — На хрена мне это счастье?

Я покраснел, она словно услышала мою мысль.

— Что делать, — сказала она, — и у меня ведь такое. В отрывке почти завалилась. А Любка знаешь что сказала? Ты послушай, она ведь умная. Я дура, но она-то умная. Так вот она сказала: «В профессиональном смысле любовь себя всегда окупает». Здорово?

— Ничего, — пробурчал я. В тот момент меня мало волновали Любкины афоризмы.

— Она права, — сказала Анжелика убежденно, — полностью права. Вот мне, например, еще лет тридцать играть любовь. А как я сыграю, если сама не любила? Тут халтурить нельзя, все равно вылезет наружу, в чем-нибудь да вылезет.

Анжелика подошла сзади, обняла меня, ткнулась губами в затылок.

— Не переживай. Ну, потерял три месяца. Сделаешь потом. Ведь ты талантливый. Все равно сделаешь. А это… Это тоже что-нибудь да стоит — не каждый год у тебя будет Анжелика.

Я повернулся и посмотрел на нее. Она тут же поправилась:

— Новая Анжелика.

Я молча продолжал на нее смотреть. Она виновато улыбнулась:

— Я не то сказала? Может быть. Никогда не обращай внимания, я ведь дура.

Она вдруг хлопнула в ладоши:

— Ой, рассказать тебе? К нам приходил один кинорежиссер, была такая полуофициальная встреча… Знаешь, что он говорил? Я бы, говорит, думающих актрис выгонял еще из института за профнепригодность. Актрисе, говорит, не нужен ум, актрисе нужен умный режиссер. Здорово, а?

Я взял ее за локти:

— Уйти намыливаешься?

Она широко раскрыла глаза:

— Да ты что?!

— И думать не смей, — сказал я почти серьезно, — живой не уйдешь.

— Я не могу даже представить, как буду без тебя, — жалобно проговорила Анжелика.

Шероховатость сгладили традиционным путем…

Я уже сказал, что Анжелика мечтала о кино. Впрочем, «мечтала» — слово не для нее. Не копила в тишине сладкие грезы, не утешалась иллюзиями, а еще с прошлого года, со второго курса, развила бурную деятельность: знакомилась с разными полувлиятельными людьми вроде администраторов киногрупп или дипломников ВГИКа, проникала на студии, завела блат в Доме кино и регулярно ходила на обсуждение новых фильмов — конечно, не обсуждать, а знакомиться. В столь частую сеть не могла не попасть хоть какая-нибудь рыбешка, и вскоре после нашей свадьбы Анжелику взяли на эпизод. Эпизод был маленький и в общем-то типажный: певичка в кафе, где выясняют отношения герой и героиня, бытовой фон для лирической сцены. Коротенький крупный план, две песенных фразы (песня плохая) и ни слова кроме. Но она ухватилась за эту певичку, как за Офелию.

Я спросил:

— Думаешь, это тебе что-нибудь даст?

Она ответила рассудительно:

— Может, и не даст. Но другого же мне не предложили.

— А если провалишься?

Подумав, она твердо сказала:

— Нет, проваливаться нельзя.

Надо отдать ей должное: работать актриса умела. Уже на следующий день после этого разговора в нашей комнатке появилась Веруша, прокуренная толстуха в растянутой вязаной кофте, похожей на купальный халат — она была на нашей свадьбе. И не просто появилась, а стала главным человеком в доме. Анжелика тут же усадила ее на нашу супружескую кушетку, придвинула под спину подушку, торопливо подала теплые, с собственной ноги, тапочки и протянула зажженную спичку: сигарету Веруша, едва переступив порог, извлекла машинальным жестом усталого фокусника. Я побежал к соседям, нужна была кофемолка — Анжелика заранее предупредила, что растворимый, а тем более в пачках Веруша презирает.