А я мечтал совсем о другой жизни: взахлёб читал в «Юности» о подвигах полярников, покорителях Енисея. «Станцию Зима» и «Братскую ГЭС» Евгения Евтушенко помнил наизусть.
Поправляя запотевшие очки, на утренней пробежке выдыхал в промёрзший воздух:
…В самом сердце Братской ГЭС
чуть не акробатом
я,
глаза тараща,
лез
к люкам, к агрегатам.
А веснушчатые жрицы
храма киловатт
усмехались в рукавицы:
«Парень
хиловат!..»
«Никогда и никто мне не скажет, что я хиловат», — задыхался я, сгибая весла гребной «двойки». Сунулся было в секцию бокса, но туда очкариков не брали.
Неужели я так и буду всю жизнь перебирать бумажки? Поступлю в выбранный мамой институт, женюсь на понравившейся маме девушке? К сорока годам растолстею и облысею, как Анатолий Николаевич, начальник отдела. И все?!
Нет! Не бывать этому!.. Хочу туда, где настоящая жизнь, где
«…Над гуденьем эстакад,
над рекой великой,
над тайгой косматой,
над
техникой-владыкой.
Всё…
всё…
всё…
всё…»
А страна между тем менялась. Уже был отправлен в отставку Никита Сергеевич Хрущёв, который за время своего недолгого «правления» реабилитировал тысячи политических заключённых, освободил колхозников от «крепостного права», выдав им паспорта, и одновременно обложил налогами их так, что сельские жители стали пилить яблони и резать скот. Подавил восстание в Венгрии, расстрелял демонстрацию рабочих Новочеркасска, запустил первого в мире человека в космос и чуть было не «взорвал» планету в Карибском кризисе.
Оттепель плавно переходила в застой. Погиб Юрий Гагарин. Введены советские войска в Чехословакию. И певец-романтик Евтушенко пишет своё пронзительное «Танки идут по Праге».
Начал свой «прерванный полёт» Высоцкий. Огромные «ящики» бобинных магнитофонов, выставленные на подоконниках, ещё вчера встречавшие тебя лиричным:
«…И опять во дворе-е
Нам пластинка поё-ё-о-т…»,
теперь хрипели его голосом. Бард утверждал, что:
«…Петли дверны-ы-е многим скрипят, многим поют…»,
звал, тревожил, лез в душу, спрашивал:
«…Кто вы таки-и-е? Вас здесь не жду-у- т!..»
И кто же я такой?
На меня смотрел из зеркальной глубины широкоплечий двадцатилетний шатен: лицо тонкое, взгляд исподлобья, упрямая складка меж сросшихся бровей, высокий лоб, очки в роговой оправе…
Чего я стою как личность?..
А на работе продолжалась «писанина».
— Я механик, а не писарь, — пытался качать права в «кадрах».
— Куда направили, там — ваше место, там и будете работать, — отвечали мне.
Тогда я обратился за помощью в комитет молодых специалистов, написал письмо в Москву и таки добился свободного распределения.
— Давай-давай, изобретёшь «кувалдометр», — подначивали молодые сослуживцы, мечтавшие о диссертации.
Заручившись поддержкой Минобразования, я уволился из НИИ и втайне от мамы отправился в отдел по организованному набору специалистов при Ленгорисполкоме.
Выбрав из всех предложенных мне вариантов трудоустройства самую отдалённую точку на карте СССР, заключил трёхлетний договор на работу инженером-механиком рыбобазы Кривая Падь, располагавшейся на севере ордена Ленина Сахалинской области. Зарплата меня не интересовала; это — как раз тот случай, когда размер не имеет значения.
Наташка плакала… Я обещал писать, она верила, что приедет, как только устроюсь. Но оба понимали, что всё… Что ничего больше между нами не будет.
Когда вспоминаю подробности отъезда, в памяти мелькают, как в калейдоскопе, бестолковая базарная суета Московского вокзала, зажатый в материнской ладони смятый носовой платочек, дрожащие губы отца… И единственное на тот момент желание, чтобы поезд скорее тронулся.
Наконец платформа качнулась и медленно поплыла назад…
Локомотив, набирая скорость, помчал до Москвы. А там, после транзитной пересадки, меня ожидал ярко-красный, с начищенными латунными буквами, официально-праздничный фирменный поезд «Россия» сообщением Москва — Владивосток.
Что делает человека счастливым? Обладание предметом своего желания или всё-таки стремление к мечте и преодоление препятствий на пути её достижения? Желать или иметь?
Лёжа на вагонной полке уносящего меня в неизвестность скорого поезда и слушая печальный перестук колёс: «для че-го? для че-го,? для че-го?», я вдруг почувствовал себя слабым и беззащитным, осознал всю авантюрность затеянного приключения. Да, я вырвался из-под материнской опеки; не буду больше протирать штаны в отделе и поднимать руку на собраниях, говоря тем самым «одобрям-с». Но что меня ждёт впереди?
Читать дальше