Дмитрий Притула - Стрела времени

На лице Лукина застыла улыбка, он даже глаза прикрыл, чтоб окружающий мир не мешал ему плыть в этой надежде на дальнейшую счастливую жизнь, — но только может ли быть надежда длиннее одной самокрутки, нет, не станет она длиться долго, вспыхнет она, посияет перед глазами время краткое и — порх! — дальше посквозила, оставив по себе, правду сказать, память утешительную.

Когда Лукин открыл глаза, увидел он перед собой, метрах в пяти, незнакомую девушку, и девушка эта улыбалась.

Роста она была небольшого, но чувствовалась в ней уверенная сила, тело ее, что называется, было ловко скроено и прочно сбито, крепкие ноги, по всему судя, привыкли по земле ходить уверенно. Широкоскулое ее лицо загорело, но даже сквозь загар проступал румянец на щеках.

Каштановые волосы, надо лбом разделенные пробором, были скрыты красной косынкой. В руках девушка держала небольшой узелок.

Они молча разглядывали друг друга. Девушка с трудом сдерживала смех. Как бы давая получше рассмотреть себя, она сняла с головы косынку и повязала ее на шею.

— Вы всегда спите стоя?

— Нет, только после бани.

— Тогда понятно, почему вы размечтались. Вам снилось, что вы продолжаете париться. — Она засмеялась, прикрыв рот концом косынки.

— Нет, мне снилось, что после бани я стою на берегу и вижу, скажем так, волшебницу.

— И какая она — добрая или злая?

— Так подойди ко мне, я сразу вспомню и скажу.

Девушка подошла к нему и смело посмотрела в глаза. Лукин чуть наклонился к ней, и ух ты, какие красивые у нее глаза, светло-карие, с белками такими голубыми, какие бывают только у малых детей.

— Посмотрели? — насмешливо спросила она.

— Посмотрел, но до конца не разобрал.

— Ничего, может, еще и разберете.

— Откуда же ты идешь, можно ли поинтересоваться?

Девушка большим пальцем показала за спину — издалека.

— А куда путь держишь?

Она указательным пальцем проткнула пространство перед собой — далеко вперед идет.

— Так хоть как звать тебя?

— Катя. А вас-то как звать?

— Васей я получился когда-то. А теперь вот выгляжу Василием Павловичем. Это уж кому как проще.

Наступило молчание, но оно не мешало, напротив того, звало посмотреть по сторонам.

И то: небо синее и глубокое, солнце поднялось высоко, и сияла золотая корона, чуть шелестели листья яблоньки.

Лукин, чтоб не расплескать в себе уверенность в будущей жизни, неспешно обернулся: перед крыльцом дома росли цветы — ярко-красные георгины, огненный Золотой шар. На крыльце в белой нательной рубашке стоял дядя Петя, и он с улыбкой смотрел на молодежь. Все в окружающем воздухе было так неподвижно и устойчиво, что Лукин чувствовал себя хозяином текущей и будущей жизни.

Шевелиться Василию Лукину не хотелось, но он преодолел томительную лень и, не отводя глаз от Кати, потянулся к ветке над головой, рука вслепую искала яблочка покрупнее, наконец нашла и отделила яблочко от ветки, большой палец обнаружил листок, и Лукин, чуть поведя пальцем, вывихнул листок из суставчика, и он, кружась, коснулся земли. Яблоко еще хранило на себе пыльцу тумана.

Все не отводя глаз, Лукин протянул Кате яблоко, она выдержала взгляд, шагнула к нему, протянула руку, и руки их встретились.

Она надкусила яблоко.

— Когда вы дарите яблоко, то прежде пробуйте сами.

— А по мне, так все яблочки райские. Хоть самый последний дичок.

— Так вот и кушайте его сами. Я же подожду чего-либо повкуснее.

И вдруг Катя улыбнулась, и улыбка эта бабочкой запорхала, к Лукину, и тогда он выставил руку вперед, и бабочка опустилась ему на ладонь.

И какая же это была бабочка — да махаон, прямо скажем, — с бархатистыми малиновыми крыльями, с золотой каймой и круглыми синими глазками на крыльях. Усики бабочки трепетали, крылья чуть вздрагивали, и Лукин подбросил ее к небу, и она полетела за дальние леса.

Дело уже близилось к полдню, солнце выплыло на положенное место, ярче загорелась красная крыша дома, вспыхнули кровью, близкой к спелости, гроздья рябины, золотая корона дрожала в тугом пламени.

Лукин сорвал пожелтевший лопух и склонился над ним: было то время жары, когда цветы, листья, травы защищаются от полуденного зноя клейкой прозрачной влагой. Была влага и на лопухе. В капле дрожала тонкая, едва заметная паутина.

— А что это интересен вам лопух?

— Да вот все время смотреть на тебя прямо-таки опасно, так и глаза можно сжечь. Приходится отвлекаться на какую-либо малость. И ты дай мне руку.

— Это еще зачем?