Виктор Потанин: Мой муж был летчик-испытатель

— А как звали ту девушку?

— Вера… Но слово «девушка» к ней, пожалуй, не подходит. Ей было лет тридцать или чуть больше.

— О господи! Все Веры всегда обречены или очень несчастны. Никогда — вы слышите меня, — никогда не называйте свою дочь Верой. — В трубке снова раздалось хмыканье. На этот раз хитренькое, с намеком:

— Значит, вы любили эту Веру, а потом бросили? Или же намечался ребенок… Ну, договаривайте! — Трубка прерывисто, иронически дышала, и это чуть не взорвало меня. И я решил его отчитать, даже унизить:

— А вы слишком самоуверенны. Так вот: я не обманывал этой Веры. Просто она была больная — паралич ног. За ней ходила мама, простая колхозница. Вас это интересует?

— Конечно, конечно, — оживился Николай Николаевич. — Это как раз то, чего я добиваюсь. Значит, она вас полюбила?

— Нет, нет! Все началось, а вернее — кончилось, оттого, что однажды я привел к ней очень хорошего человека. Он познакомился с Верой, был чудесный вечер… А когда мы ушли — она расправилась со своей жизнью. — Все это я выпалил одним разом, и мне сразу же стало легче. Но это длилось недолго. Да и телефонная трубка снова заговорила:

— А ваш друг прежде знал Веру? Может быть, когда-то между ними что-то случилось? И вот неожиданная встреча, оскорбленное чувство…

— Нет, он не знал ее. И если бы не я — они никогда бы не встретились. Это именно я его привел, именно я! Потому и виноват.

— Но, может быть, вы преувеличиваете? Знаете, бывают навязчивые мысли. Тогда — свежий воздух, калорийная пища, и дело с концом. Через месяц забудете о своих проблемах.

— Не забуду. И давайте уговоримся не употреблять это слово.

— Какое?

— Проблемы. А то выступает какой-нибудь депутат, комментатор, политик — и все проблемы, проблемы. Возьмешь газету, книгу — и там проблемы. А у меня душа погибает, вы понимаете?

— Я-то понимаю. А вы-то можете пооткровенней? Нас же никто сейчас не видит, не слышит. Мы гарантируем полную анонимность. — Голос у Николая Николаевича сделался сухим и неестественно пологим, значительным, как будто он превратился в большого партийного начальника. — Знаете, бывает такое, что человек смотрит прямо в глаза психологу, а сам играет какую-то роль… Да, да, чтобы понравиться или скрыть что-то очень важное, упрятать подальше тот ключик, которым мы могли бы открыть замок с секретом. Я не сложно для вас говорю?..

— Нисколько.

— Тогда будьте совершенно откровенны. Итак, эта молодая женщина отравилась или выбрала какой-нибудь другой способ?

— Способ?! Разве это имеет значение? Порой мне даже кажется, что Вера жива и совсем здорова… И даже простила меня, пощадила.

— Так, значит, она жива?

— Нет, то есть не совсем жива… — Я почувствовал, что начинаю запутываться. И тогда, как утопающий, схватился за роковую соломинку: — Той девушки уже, конечно, нет на земле, но у меня такое чувство, что она все-таки есть. Она не ушла туда, она где-то рядом, я все время чувствую ее, я даже слышу. Да, слышу ее голос, дыхание, но особенно голос. Он такой реальный, что его можно даже записать на пленку. И однажды я это сделаю, сотворю, и тогда…

Я смутился и замолчал. Николай Николаевич начал сердиться:

— Да говорите же прямо. Жива эта Вера или вам кажется, что жива? И существует ли на свете ваш друг или вы тоже его придумали? Так сказать, вынянчили в своей фантазии, в сновидениях? А может быть, я предложу вам несколько тестов?

— Нет, нет, совсем нет. Я просто хотел получить от вас что-то другое. Раньше все это получали у священника или у близкого друга, но вот сейчас… Вот мне попала на глаза областная газета, а там про телефон доверия. Вы предлагаете всем, абсолютно всем свою помощь. И тогда я доверился…

— И хорошо сделали. Но теперь я вижу, что ваш случай действительно исключительный, и знаете, что мне кажется, я даже в этом уверен, — ваша история хорошо бы улеглась в письменную форму. Вам не приходилось писать расширенные отчеты? О работе, командировках? Каждому человеку приходилось это делать. Вот и сейчас такой же случай. Та же командировка, но только в ваше прошлое, в ваше горе, в страдание. Я не сложно говорю?

— Ничуть.

— Так что берите толстую тетрадь или амбарную книгу и начинайте. Кстати, в этих амбарных книгах родились многие шедевры.

— Вы смеетесь?

— Напротив… — Трубка усиленно задышала, потом наметилась некая пауза, опять раздался бодренький голосок Николая Николаевича. — Чистый листок бумаги необычайно раскрепощает. Так что берите ручку и — с Богом. Это, знаете, постоянный самоанализ. Будете писать, начнете подробно обо всем вспоминать и вдруг убедитесь, что вины вашей совсем не существует, что были всего лишь дурные чувства, темные рефлексы. И вам станет легче. Человек сам создает свое здоровье. Да что здоровье — судьбу свою. Вы не согласны?