Виктор Потанин: Мой муж был летчик-испытатель

— Не обращайте внимания. Это у нас новенькая, выпускница пединститута. Ее надо натаскивать и натаскивать. Впрочем, я вам выдаю профессиональные тайны, но мы уже старые знакомые. Не так ли? Так что успокойтесь. Дорвалась до микрофона самолюбивая девчонка и рубит правду-матку.

— Так, значит, правду?..

— А вы по-прежнему мнительны, Владимир Иванович. Как будто газет не читаете. Полный же плюрализм. Нынче вон целые районы и даже области ставят на эксперимент, а вы, подумаешь, испугались какой-то девчонки. Тесты, мол, приблизительны… Да чушь это и чепуха. У нас доктора наук работают…

После этих слов я рассмеялся. Слышимость была плохая, но он все равно почувствовал мое состояние:

— А вы иронизировать начали. Это неплохо. Значит, оживаете. Кстати, я забыл вам сказать, что под вашими записями вы непременно ставьте число и дату. И даже фиксируйте время дня — утро ли, к примеру, полдень ли, а может, и ночь. Вряд ли нужно вас убеждать, что ночные мысли здорово отличаются от дневных и от утренних. Помните поговорку: утро вечера мудренее? А смысл ее очень простой: самое трудное, неразрешимое человеку рекомендуется откладывать на утро… И еще, любому самоотчету свойственны, как правило, одни и те же ошибки. Какие? — спросите вы. Я отвечаю: значительная часть испытуемых склонна представлять себя в возвышенном, более выгодном свете. Так что самокритика — это двигатель любого эксперимента.

— Как вы сказали? Я не ослышался, Николай Николаевич? Повторите последнее слово.

— Ха-ха-ха! А вы не очень-то мужественны, Владимир Иванович. Что вы так боитесь эксперимента? В конце концов, не коллективизацию же мы с вами проводим в деревне — или вы думаете по-другому? А если нет, то продолжайте скидывать с себя все хомуты и смело бросайтесь с ручкой на бумагу. И еще запомните — наш с вами эксперимент называется формирующим, с его помощью можно созидать такие психические процессы, как восприятие, память и даже мышление. То есть даже в первую очередь — мышление.

— А надежду? — осторожно спросил я. И он сразу же уловил мою растерянность:

— Ну вот тебе на, Владимир Иванович! Сколько дней с вами бьемся, а выходит, напрасно. Тогда я вынужден поставить вам нашу пленку. Послушайте еще раз и поругайте себя за малодушие. — И после этих слов в телефоне зашуршал мелкий песочек. Пленка? Так и есть, рекламный ролик!

«В нашем городе создан телефон доверия. Он действует при психологическом центре кооператива „Лада“… лучшие научные и медицинские силы города… обращаются очень и очень многие… причины кроются в особенностях жизни современного человека, особенно горожанина…»

— О, Господи! — вскричала моя душа, и я бросил трубку на рычажок. Немного отдышался и вышел в ограду. Здесь пахло сыростью и цветами. У хозяина был большой сад, и он этим гордился…

Я сделал шагов десять и прислушался к сердцу. Я стал считать про себя — это иногда помогало. И вдруг меня отвлек какой-то посторонний звук. Он доносился сбоку, с поляны. Я начал вглядываться и увидел там собаку. И тотчас узнал ее:

— Это ты, Кустик? — Но он даже не повернулся, не изменил позы. — Ты что, не узнал? Это я, Кустик. Ты что как неродной?

И на этот раз он не удостоил меня вниманием. Он неотрывно смотрел в небо и выл.

— Ты кого там увидел, кого? Признайся…

Он даже не повернул головы. И тогда я сам подошел к нему и подхватил на руки. В грудке у него что-то сильно билось, как будто клевался цыпленок.

— Успокойся же, Кустик! Ну что ты…

Но глаза его продолжали что-то выискивать в небе. И тогда я рассердился, прикрикнул:

— А ну перестань! Я с кем разговариваю!

И в это время в правой стороне неба, над самым лесом, что-то мигнуло, потом затаилось, потом возник маленький огненный брусочек. Он двигался прямо на нас и вырастал на глазах. Я зажмурил глаза, но свет этот уже был во мне и отнял сознание. Когда я снова открыл глаза, меня поразила странная чудная тишина. Было такое ощущение, что я не на Земле, а где-то на Луне. Потом что-то теплое, нежное коснулось ладоней. Я наклонил голову: Кустик смотрел на меня и поскуливал.

— Ну что ты скажешь мне? Говори…

Кустик ткнулся в ладони и сразу затих. Нос у него был теплый и влажный, — и это принесло облегчение.