Ада Рыбачук - Остров Колгуев

Старик говорит: «Может, жарить будешь?» — и протягивает сковородку. Пока жареное лучше.

Потом мы привыкли, сперва понуждаемые голодом, а потом и соображением, что это великолепное средство от цинги — сырое мясо и кровь оленя, нерпы, зайца-ушкана: ненцы никогда не болеют цингой.

Забирая детей из школы на каникулы, родители стараются побольше кормить их сырым мясом и кровью.

— Дети были бледные, стали мерзнуть, — говорят ненцы, — теперь опять станут румяными и не будут бояться холода.

Раньше в школах не давали детям сырого мяса, и они через некоторое время совсем переставали есть непривычную луца — еду. Бывали случаи, когда родители увозили детей из школы.

Потом в школах стали давать сырое мясо два раза в неделю, но детям этого недостаточно; к тому же приезжие воспитатели делают это часто с нескрываемой брезгливостью, производящей дурное впечатление на детей.

Сырое оленье мясо — убивают чаще всего теленка или жирную важенку — очень нежное, мягкое и вкусное; когда мы, наконец, решились попробовать, оно оказалось гораздо вкуснее жареного или вареного; так же дело обстоит и с рыбой: омуль, сиг, чир и особенно красные рыбы — голец и семга — в сыром виде гораздо нежнее и вкуснее, чем в любом другом.

Все это мы узнали гораздо позже, но «вкусить мясо сырой рыбы» пришлось буквально через несколько дней.

Видя, что мы «едим» только чай, старик послал старшего сына и племянника ловить рыбу в Кривом озере, и на следующий день к обеду появилось ведро с посоленной водой, в которой плавали куски сигов.

Мы все еще колеблемся, но старик, кажется, будет огорчен.

Кроме того, он выставляет последний, убеждающий нас довод:

— Соленую рыбу ес? Тоже сырая, только не свежая. Не сохраняли — посолили.

Володя первый мужественно опускает руку в ведро и, ухватив скользкий кусок, так же мужественно кусает его.

— Ешь, вкусно…

Действительно вкусно.

Только что тундра сверкала синей рябью бесконечных своих озер — и вот осталась только одна круглая сопка, на которой стоит чум. Еще по плеску угадывается ручей, проложивший свое русло вокруг этой сопки, а дальше весь мир состоит из плотной мокрой ваты тумана; ветер выжимает из тумана мелкий дождь.

Намокает все: шкуры чума, шкуры-одежды, шкуры-постели. Капли тумана — на пушистых оленьих рогах, на редких травинках лысых кочек; по наклонным шестам чума стекают круглые холодные капли, капают на шею, в чашки с чаем.

Отсыревшие карандаши. Мокрая бумага.

И только старик говорит:

— Ницего-о. Солнце всяко выйдет, всяко все высусыт…

Уэско делает копылья для новых санок. Все работы выполняются ножом, очень аккуратно — в нартах нет ни одного гвоздя. Уэско просверливает отверстия странным инструментом, состоящим из металлического стержня и двух нерпичьих шнурков, за которые он очень быстро дергает. Окончательная форма придается отверстиям опять-таки ножом. Сидит на земле, вытянув ноги.

Начинается дождь. Уэско даже не поднимает голову. Высокая плоская шапка на склоненной голове оставляет открытым сухой затылок; капли дождя затекают внутрь малицы. Рядом сын Иона пишет чернильным карандашом какую-то сводку о поголовье оленей в стаде. Темно-малиновая маличная рубаха совсем мокрая.

Но:

— Всяко солнце выйдет…

А мы?

Здесь снова не годятся привычные способы работы — по сто часов здесь никто позировать не станет. Но дело не только в этом. Ненцы просто органически не могут позировать.

Они выросли в тундре, жизнь их полна опасностей, они считают, что это и есть нормальная жизнь, а как жить иначе? Они охотники и великолепные стрелки. В поселке они разгружают пароход — мешки с мукой, бочонки с дробью и порохом, ящики с ламповыми стеклами, выкатывают на высокий обрывистый берег выловленные в море бревна и неизменно говорят нам:

— Сидеть — это тяжело…

Мы еще не можем отрешиться от институтских привычек — у нас нет охотничьей мгновенной реакции на движение, и мы еще пишем натуру по нескольку сеансов, ожидая той же погоды, которая и месяц может не повториться.

Ненцы очень ловки. И пластичны. Особенно когда не позируют. И мы хотим добиться, чтобы они не замечали нашего «рисующего» присутствия.

Неожиданно оказывается, что мы взяли мало холстов — они уже все записаны. Холсты можно снять с подрамников и, выпросив в чуме мешки из-под продуктов, натянуть новые.

Но у нас нет клея, чтобы приготовить грунт..

Мы делимся своими горестями с ребятами в чуме.