Кристофер Прист - Дезертир

Со временем я понял, что война – не мой удел. После того как я поступил в свою часть и провел там несколько дней, стали проявляться первые пугающие признаки военной жизни. У нас были гранатометы, но не было гранат. И никого это, похоже, не волновало. Я тоже старался не париться. Я уже прослужил в армии достаточно, чтобы привыкнуть к одной простой мысли: приказы не обсуждаются – будь то приказ идти в бой или только готовиться к бою.

Нам сказали, что нужно отступить, чтобы перевооружиться и пополнить запасы, а потом занять новую позицию, с которой мы и пойдем в атаку на врага.

Мы разобрали орудия, посреди ночи покинули окопы и долгим маршем выступили на восток, где объединились с колонной грузовиков и дальше двинулись вместе, пока не достигли большого складского депо. Там выяснилось, что наши гранатометы уже устарели, и нас обещали вооружить по новейшему слову техники, как только мы всей частью пройдем переподготовку.

В общем, пришлось отправиться в другой лагерь, где мы прошли переподготовку и получили наконец современнейшее оружие, и даже с боеприпасами. И теперь, подготовившись к сражениям, снова выдвинулись на войну.

Впрочем, до новых позиций, где мы могли бы вплотную схватиться с противником, дойти так и не удалось. Нас перебросили на подкрепление колонне, которая находилась в пяти днях пути. Мы долго брели по серой пустоши, заваленной поблескивающими «стекляшками» и кремнем, лишенной всякой растительности и жизни.

Только теперь стало до меня доходить, что мое впечатление о войне, видимо, будет заключаться в бесконечных и бесцельных передислокациях.

Я вел аккуратный счет месяцам и годам. Трехтысячная годовщина войны была не за горами, и я воспринимал ее как смутную угрозу. Мы переходили с места на место; заночуем в поле – и опять марш-бросок. Нас размещали в деревянных избах без отопления, там шмыгали крысы, а крыши текли от неустанных дождей. Потом снимали с места и отправляли на переподготовку. Обязательно появлялись какие-то новые типы оружия, которые необходимо было изучить. Мы беспрестанно куда-то перемещались, разбивали стоянку, занимали позиции, рыли окопы; двигались с юга на север и с запада на восток. Нас сажали на поезда, снимали с них, перевозили на самолетах, бывало, без еды и питья – и чаще всего без предупреждения и объяснений причин.

Как-то раз мы сидели в окопах, и над нами с ревом пронеслись истребители, целая эскадрилья. Мы закричали, замахали руками, хотя понимали, что нас не услышат. В другой раз пролетали уже другие самолеты, и нам приказано было залечь в укрытие. Град снарядов на нас не сыпался, но мы все время были настороже. Случалось, мы выходили на побережье, и тогда, в зависимости от времени года, я то поджаривался на солнце, то шел по пояс в грязи. Нас заедали летучие насекомые и заливало талыми водами. Я страдал от ожогов, ушибов, язв, обморожений, запоров, кровавых мозолей и постоянного унижения. Бывало, нас поднимали в полной боеготовности с заряженными гранатометами и заставляли ждать атаки.

Но нам так и не довелось ни разу выстрелить.

Такова была эта война. Война, которой не было конца.

Я потерял чувство времени, прошлое с будущим перестали для меня что-то значить. Все, что я знал, – неумолимое тиканье стрелок, полет галочек в календаре, что с неумолимой фатальностью приближали нас к четвертому тысячелетию войны. И все это время, шагая в строю и копая окопы, бесконечно проходя очередную ненужную подготовку, стуча зубами от холода, – все это время я мечтал о свободе, о том, как мучения закончатся и я снова увижу свои острова.

Однажды, при очередной передислокации, а может быть, на обучении, или пока я долбил ломом мерзлую землю – не знаю, когда и как, – я потерял свой блокнот с названиями островов. Поначалу потеря показалась мне настоящей катастрофой, худшим событием за все время службы в армии. Чуть позже я понял, что память моя по-прежнему бережно хранит все названия и при желании я в состоянии прочесть наизусть драгоценный речитатив, а подключив воображение, даже нанести контуры на мысленную карту.

Погоревав поначалу, я пришел к выводу, что утрата карты, а за ней и блокнота на самом деле изменили ситуацию к лучшему. Теперь я свободен. Настоящее бессмысленно, прошлое забыто, а будущее – острова. Они всегда оставались в моем сознании, бесконечно изменяясь и подстраиваясь под мои ожидания.

И чем больше испытаний выпадало мне на южном материке, тем больше я зависел от навязчивых образов прекрасного тропического Архипелага.