Станислав Вторушин: Дикая вода

Вскоре я согрелся и стал успокаиваться. Дрожь начала проходить. Я услышал, как Безрядьев, чмокая губами, прикурил от огонька и тяжело вздохнул. За три дня охоты он осунулся и почернел, щеки его покрылись колючей, немного рыжеватой щетиной. Наверное, так же оброс и я. Мы оба находимся в одинаковом положении. Надо попытаться найти выход из него. Набраться сил и предпринять какой-то отчаянный шаг. Только он может спасти. Но ничего конкретного не приходило мне в голову. Вспоминалась лишь история отца Безрядьева. Вот в такую же воду он плыл домой на долбленке. А ведь долбленка по сравнению с нашей лодкой — настоящий корабль. С этими мыслями, все более расслабляясь от тепла, я незаметно для самого себя задремал.

Проснулся от журчания воды. Мне показалось, что она начинает заливать палатку. Я резко вскочил и в страхе высунулся наружу. Рядом с палаткой бежал ручеек. Он брал начало от кучи серого ноздреватого снега, лежавшего между осинами. Сразу за ними начиналась вода. Метрах в двадцати от берега на ней сидела хохлатая чернядь. Увидев меня, она сорвалась с места и исчезла за деревьями.

Я надел сапоги и вылез из палатки. Снаружи было тепло и тихо. На соседнем дереве пела пичуга, невесть каким образом залетевшая сюда. Она сидела на мокрой ветке, снизу которой висели тяжелые прозрачные капли. Это все, что осталось от снега, летевшего два часа назад. Льдины, раздавившей лодку, не было. Прибывшая вода понесла ее дальше вниз по течению.

Я посмотрел на разлив, пытаясь обнаружить ее, но из воды торчали только верхушки кустов тальника.

И вдруг я снова ощутил страх. Он, словно холодок, толкнулся в сердце, заставив замереть. Я растерянно обводил взглядом наш островок, не находя Безрядьева. И от этого сердце леденело и останавливалось совсем. Я переводил беспомощный взгляд с одного дерева на другое, с палатки на рюкзак, около которого лежала убитая нами дичь, но ни между деревьями, ни у палатки Антона не было. Как не было и резиновой лодки. Страшная догадка обожгла меня. Я бросился к дереву, около которого стояли наши ружья. Там было только одно ружье — мое. Двустволка Безрядьева исчезла.

У меня стало першить в горле. Я понял, что Антон уехал, оставив меня на этом островке. Первая мысль была о том, что он решил спасти шкуру, пожертвовав товарищем. Но я тут же отбросил ее. Он слишком хорошо понимал, что значит оставить человека одного в такой ситуации. Спастись можно было лишь в том случае, если бы одному из нас удалось добраться до берега Оби, встретить там охотников и вместе с ними приехать за другим. Антон боялся, что я буду его отговаривать, и потому уехал тайком. Вода прибывала, и положение осложнялось с каждым часом. Если бы я не уснул, я бы не дал ему сделать это.

Я втянул голову в плечи и пошел к другому концу острова — туда, где охотился утром. Мне не хотелось видеть наш бивуак — разбросанные вещи и палатку, к которой уже почти вплотную подошла вода. Идти пришлось между деревьями по мокрому, раскисшему снегу. Он был насквозь пропитан влагой и ноги вязли в нем, словно в глине. Пройдя шагов двадцать, я понял, что дальше идти бесполезно и вернулся к палатке. Надо было поставить ее повыше, иначе к утру она окажется в воде. На это ушел почти час. Затем я перетаскал на новое место вещи. На глаза попались утки Антона, их было шестнадцать. Но какую цену нам пришлось заплатить за эту охоту.

Постояв у палатки, я уронил взгляд на палку, конец которой уходил в воду, и заметил на ней маленького жучка, на всех парах устремившегося наверх. Мне показалось, что он испугался прибывающей воды. Наверное, почувствовал, что она наступает слишком стремительно. Мне стало не по себе.

Я сломил длинный прут, очистил его от коры и, пользуясь спичечным коробком, сделал на нем зарубки через каждые пять сантиметров. Воткнул прут в воду и стал ждать, когда в ней исчезнет первая зарубка. Но, просидев часа полтора, я не заметил, чтобы вода поднялась хотя бы на сантиметр. Я успокоился и пошел посмотреть на то, что осталось от нашей лодки. Мне показалось, что ей еще можно было воспользоваться. Но на том месте, где она лежала утром, плескалась вода. Лодку унесло. Меня удивило, что не осталось даже обломков. Из воды торчал лишь покореженный мотор. Я поднял его и перенес к палатке.

И тут из дальнего далека донесся шум двигателя. У меня екнуло сердце. Уж, не Безрядьев ли, добравшись до обского берега и встретив там охотников, едет за мной? Я стал напряженно смотреть в сторону разлива, но лодки так и не увидел. Тогда я схватил ружье и начал стрелять, прислушиваясь после каждого выстрела к шуму мотора. Но его звук становился все тише и тише, пока не исчез совсем. Мной овладело отчаяние. Я едва сдерживал себя, чтобы не разрыдаться от чувства собственного бессилия.