Станислав Вторушин - Дикая вода

— Не знаю, — ответил он и добавил: — Попадись мне сейчас этот Сухоруков, пристукнул бы его, как вошь.

— Он-то при чем? — возразил я. Мне казалось, что сейчас нам было не до Сухорукова.

— Если бы не он, я бы пахал землю, а не стрелял уток, — резко, не скрывая озлобленного раздражения, сказал Антон. — Я вот думаю, почему мы так терпимы ко злу? Боимся чего-то или в крови это у нас? Нельзя же так. Ведь должен человек отвечать за содеянное. Зло, оставленное без наказания, не умирает. Оно творит новое зло.

Он поднял на меня глаза, ожидая поддержки. Но что я мог ответить ему? В моей памяти председатель колхоза всегда был сухим, сутуловатым стариком с быстрым и жестким взглядом. Из-за его вздернутой брови казалось, что он на всех смотрит с подозрением. Многие не выдерживали этого взгляда, опускали глаза. Но боялись его не из-за этого. В деревне Сухорукова называли сексотом. В те времена это была самая оскорбительная кличка. Сексот или секретный сотрудник доносил в органы на своих соседей и близких. Достаточно ему было сказать о ком-нибудь плохое, и человек тут же исчезал. Когда моя бабушка начинала открыто ругать председателя, дед недаром сразу же уходил из избы. Боялся, что из-за ее языка мы можем оказаться там же, где и Безрядьев.

Меня это время не затронуло, а Антона опалило с ног до головы. Он сидел, понуро опустив голову, изредка бросая взгляд на угасающий костер. Маленький язычок пламени вспыхивал на головешках, пытался бежать, перескакивая с одной на другую, но, обессилев, уходил в глубь обгоревших сучьев, чтобы через некоторое время вновь появиться снаружи. Утешить Антона мне было нечем.

Конечно, будь Сухоруков другим, может быть, и спас бы несколько семей от раскулачивания и ссылки. Но ведь стал он таким не только из-за своего характера. Его породило время.

— Так что же будем делать, Антон? — спросил я еще раз, глядя на своего напарника.

— Не знаю, — отрешенно произнес он. — Наверное, ждать.

— Чего ждать? — не понял я.

— Сказал же тебе, не знаю, — раздраженно ответил Антон. — Боюсь я этой воды. В резиновой лодке по такой погоде до Оби не доберешься.

— Другого шанса все равно нет, — сказал я не столько Антону, сколько самому себе. — Может, мне рискнуть? Чем Бог не шутит?

— Ну куда ты поплывешь? — спросил он, отвернувшись и пошевелив палкой угли в костре. Потом поднял голову и посмотрел на меня жалостливым взглядом. — Тебе до Оби за неделю не добраться. Туда дорогу знать надо.

— Тогда давай останемся и будем ждать.

— Чего ждать? — спросил он с явным раздражением. — Вода прибывает каждую минуту.

— А что, если кто-нибудь поедет мимо? — не сдавался я.

Антон не ответил. Он сидел на разостланном дождевике, обхватив колени руками, и смотрел на догорающий костер. Положение наше было безвыходным. Не думал я, что охота может закончиться таким образом. Еще три дня назад она казалась мне увлекательной прогулкой. А теперь весь трагизм северной жизни ясно предстал перед глазами. Все охотники здесь постоянно рискуют. В нашем положении может оказаться любой. Если уж Антон потерял свою лодку, то что говорить о таких, как Шегайкин. Хотя в жизни часто бывает наоборот. Случайным людям иногда везет больше, чем опытным.

Я бросил взгляд на резиновую лодку и мне до щемящей боли стало жалко самого себя. Пуститься на ней в плаванье по такой воде было безумием. И как только могла прийти в голову подобная мысль? Так неужели этот остров станет последним прибежищем в нашей жизни?

От тяжелых мыслей ли, от холода ли меня начал бить озноб. Это заметил Безрядьев.

— Иди в палатку, — сказал он, окинув меня взглядом. — Погрейся под одеялом. Не хватало только захворать.

В его голосе уже не было растерянности и отчаяния, которые звучали недавно. Наверное, он обдумывал какую-то мысль. Может быть, и спасительную.

— Иди-иди, — повторил Антон, видя, что я не двигаюсь с места. — Хворому здесь конец.

Мне показалось, что ему мешает мое присутствие. Я поднялся и направился к палатке. Меня по-прежнему трясло.

У палатки я еще раз обвел взглядом наш островок. До завтрашнего дня мы здесь, конечно, выдержим. А там может случиться всякое. Может, поедет кто-нибудь мимо или начнет спадать вода. В любом случае шанс выжить остается. Наверно, на это и надеется Антон. Он сидел, согнувшись, и задумчиво шевелил палкой угасающие угли костра. Они дымили, разбрасывая розовые искры, которые, остывая, тут же превращались в белые хлопья пепла.

Я нырнул в палатку, снял тяжелые и холодные резиновые сапоги и залез под одеяло. Меня так трясло, что впервые в жизни я услышал, как стучат у человека зубы. Я прижал рукой подбородок, но это не помогло. Зубы продолжали стучать. И я подумал, что это не озноб, а скорее всего реакция на нервное перенапряжение.