Станислав Вторушин - Леший

Скрежет и лязг слышались здесь еще отчетливее. В двухстах метрах от берлоги несколько бульдозеров валили лес, расчищая трассу. Смрад выхлопных газов сизым мерцающим облачком стелился над деревьями. Медведю показалось, что это облачко зависло над самой берлогой, проникло в легкие, засвербило в носу. Высоко задрав морду, он поднялся на задних лапах и увидел, что колонна бульдозеров идет прямо на него. Медведь тут же опустился на все четыре лапы и, проваливаясь в глубоком снегу, огромными прыжками направился в глубь тайги. Медведь бежал долго, подгоняемый далеко разносившимся в морозном воздухе лязгом железных гусениц. Наконец, устав, он остановился и прислушался.

Шум техники все еще был слышен в отдалении, но противного запаха моторной вони уже не ощущалось. Медведь снова поднялся на задние лапы и огляделся. Тайга показалась ему незнакомой и враждебной. Такой он ее никогда не знал. Она была вся наполнена безжизненным запахом холода. На рассыпчато белом ослепительном снегу не виднелось ни одного звериного следа. Словно все живое навсегда покинуло ее. Первый раз за всю свою жизнь медведь почувствовал страх. Он шел изнутри, из самой утробы. Медведь вдруг понял, что тайга перестала быть его домом, она не может ни накормить, ни спрятать от опасности. Идти было некуда.

Опустив голову и неторопливо переваливаясь, он побрел подальше от трассы, от неприятного, раздражающего шума машин. Шел он долго, до самых сумерек. Когда стало смеркаться, медведь стал искать место для ночлега. Но кругом был только снег, в котором глубокой прочерченной строчкой далеко виднелся проложенный им след. И сам он в виде большого вопросительного знака в конце неоконченной строчки. Наконец, он остановился у небольшого островка густого соснового подроста. Медведь лег в нем, повернувшись мордой к своему следу, чтобы вовремя учуять запах опасности. Он инстинктивно понимал, что она может идти только оттуда.

Ночью ударил мороз, пар от дыхания куржаком повис на медвежьей морде и ветках, под которыми он спал. Этот сон был совсем не таким, как в берлоге. Медведь постоянно открывал глаза, поднимал голову и прислушивался. Тайга была безмолвной, черное небо, увешанное льдистыми звездами, высоким и холодным. Замерев на несколько мгновений, он опускал голову на лапы и снова засыпал.

Если бы не мороз, медведь мог проспать долго. Но холод поднял его еще до рассвета. Отряхнувшись от снега, он несколько минут стоял, принюхиваясь и прислушиваясь к окружающему пространству. Оно все так же было безмолвным. Медведь побрел по снегу в ту сторону, где занимался рассвет. Когда солнце окрасило половину неба розовым светом, медведь снова залег, понимая, что чем больше он будет ходить по тайге, тем больше следов оставит в ней.

К вечеру пошел снег. К этому времени медведь уже почувствовал голод. Но сколько он не вглядывался в тайгу, не принюхивался, ловя в морозном воздухе самые тонкие запахи, нигде не мог обнаружить даже следов добычи. И тогда он пошел к человеческому жилью. Человек никогда не мог бы понять, каким образом медведь определил находившуюся почти в двадцати километрах от него хантыйскую заимку. Но он шел к ней настолько точно, словно заранее проложил свой маршрут по линейке.

Медведь подошел к жилью глубокой ночью. Метель усилилась. Снег летел косо, закручиваясь и свистя и тут же выравнивая и зализывая все следы. Три небольших деревянных дома расплывчатыми силуэтами едва проступали сквозь него. Медведь шел с подветренной стороны, постоянно поводя кончиком носа и принюхиваясь. Спавшую недалеко от ближнего дома собаку он учуял сразу. Свернувшись клубком, она лежала метрах в двадцати впереди него, но увидеть ее было невозможно. Снег занес собаку, сровняв с настом. Но медведь чуял ее тепло, ее резкий, ни с чем не сравнимый запах. Медленно переступая, он подошел к ней, сунул морду в снег, тут же нащупав теплый собачий загривок, и одним движением челюстей перекусил ей шею. Собака не успела издать ни одного звука. Медведь оттащил ее к краю леса и съел. Спать он залег недалеко от деревни, зная, что снег надежно заметет все следы разбоя.

На следующую ночь ему удалось задавить еще одну собаку.

И медведю показалось, что около этой деревни он может спокойно провести весь остаток зимы. Но когда через два дня он отправился за очередной жертвой, оставшиеся в живых собаки подняли неистовый лай. В избах захлопали двери, послышалась стрельба. Один жакан просвистел около уха медведя. Он испуганно шарахнулся в сторону и огромным, размашистым махом направился в глубь тайги. Больше к хантыйской деревне медведь не подходил.