Станислав Вторушин: Леший

Ставриниди не ответил. Теперь он уже точно знал, что оставит Фила на трассе хотя бы на неделю. А сам это время уделит Наде в Москве.

От одной этой мысли сразу улучшилось настроение. Расхотелось думать даже о нефти. Перед глазами стояла Надя, немного бледная, с большими серо-синими глазами, точеным носиком и припухшими розовыми губками. «Господи, до чего же она хороша», — невольно подумал Хапоэль. Он повернул голову и посмотрел на торопливо убегающие за боковым стеклом деревья. Такого леса он еще не видел. Деревья утонули в мягком снегу почти по нижние ветки, темно-зеленая хвоя на них казалась распушенной и необыкновенно длинной. Одно дерево особенно привлекло его внимание. Оно было огромным, его большие разлапистые ветки были увешаны тяжелыми шишками. Машина уже проехала его, но Ставриниди, словно очнувшись, схватил шофера за плечо и повелительно крикнул:

— Стой! Стой, тебе говорю!

Шофер затормозил так резко, что Ставриниди едва не клюнул носом в переднее стекло.

— Что это за дерево? — спросил он, приоткрыв дверку и высунув голову наружу.

Шумейко обернулся и увидел кедр, с которого зимний ветер еще не успел сбить последние шишки.

— Кедр, что же еще? — пожал плечами Шумейко.

— Подождите здесь, я сейчас вернусь, — сказал Ставриниди.

Ему захотелось во что бы то ни стало сорвать ветку вместе с шишками и подарить Наде. Это будет настоящая память о Сибири. Подумав об этом, Ставриниди даже почувствовал горьковатый, чуть терпкий запах смолы, который ветка распространит по комнате.

Он уже решил, что в Москве обязательно свозит Надю поужинать в ресторан «У дяди Бори». Это особый ресторан. За рюмкой коньяка или чашкой кофе «У дяди Бори» неторопливо, чаще всего с шутками обсуждаются вопросы завоеванной страны. Определяются цены на бытовой газ, электроэнергию и железнодорожные перевозки, снимаются и назначаются министры, принимаются решения о продаже оставшихся государственных компаний и устанавливаются цены на них.

Попасть в число гостей этого ресторана стремятся многие ведущие политики, хотя пускают туда всего нескольких из них. Чаще других сюда заходит председатель фракции в Государственной Думе Лева Берцов со своей похожей на сушеную змейку подружкой Ириной, которую многие почему-то считают неотразимой. Хапоэль же в разговоре с друзьями называет ее: «доска и два соска». Узнавший об этом Лева как-то сказал, не скрывая обиды:

— Ты, Ставриниди, завидуешь мне потому, что никогда не имел такой красивой женщины.

Высокая, тоненькая, как змейка, остриженная наголо, всегда в черном, Ирина действительно заметно отличается от остальных. Она держит себя всегда независимо, даже с вызовом, но в ее манерах много мужланского. В том числе и прокуренный, похожий на баритон, голос. А черные от табака зубы просто противны. Хапоэль никак не может понять, чем она могла обольстить Леву, у которого красивых и разных женщин хоть пруд пруди.

Получить приглашение поужинать «У дяди Бори» означает ни много ни мало, как стать новым членом тайного и могущественнейшего клуба. Сам дядя Боря, основавший клуб, бывает здесь редко, но все понимают, что без его ведома ни один новый человек не может проникнуть за его порог. Визитная карточка, по которой можно попасть туда, — размер состояния. Надя сразу поймет это. А когда увидит в вазочке на столе, за который ее будут усаживать, ветку с кедровой шишкой, обязательно дрогнет. Потому что вторую такую ветку, приглашая на ужин, принесет ей в гостиничный номер сам Хапоэль.

Он представил, как бросив всего один взгляд на Надю, сникнет и потухнет остриженная Ирочка, как заблестят глаза у Левы Берцова. Хапоэлю почему-то очень хотелось досадить ему. Показать, какой должна быть женщина клуба на самом деле. Надо было только привезти в Москву две ветки кедра.

Снежный вал, который нагребли бульдозеры, расчищая трассу, был высоким и Хапоэлю казалось, что, взобравшись на него, он без труда достанет до шишек.

Свернувшись клубком, медведь крепко спал, вдыхая чистый, профильтрованный сквозь снег зимний воздух. В берлоге было тепло. Она походила на небольшой овальный ледяной грот. Чтобы не отлежать бока, медведь постоянно переворачивался, утрамбовывая снег, и сверху от дыхания на нем образовалась тонкая корочка льда, не выпускавшая тепло наружу.

Медведь никогда не видел снов. Но в этот день ему приснились огромные грохочущие машины, извергавшие из труб синий смрад. Ему даже показалось, что от грохота задрожала земля. Медведь в испуге открыл глаза и прислушался. Недалеко от берлоги раздавался страшный скрип и скрежет, земля действительно подрагивала, осыпая на морду холодный куржак с ледяного потолка. Напружинившись, медведь рванулся вверх и сразу оказался над берлогой.