Владимир Шнайдер - Ненастье

Родственник посмотрел на него удивлённо.

— В село?

— Ага.

— В зиму?

Слёзушкин тяжело вздохнул.

— Однако! Ну, да дело ваше. А с домом подсоблю. Завтра подойду, гляну. Опосля будем решать. Но имей в виду — задарма ноги в грязи марать мне не с руки.

У Слёзушкина как камень с души свалился. Он счастливо улыбнулся.

— О том и речи нет, Яков Афанасьевич, отблагодарим по всем статьям!

— Свои благодарности ты вплети кобыле в хвост, а мой процент со сделки обговорим как дом огляжу.

— Как вам будет угодно, Яков Афанасьевич. Только ишо один вопрос. — Слёзушкин осмелел. — Лошадёнку с повозкой барахлишко перевезти дадите?

Родственник удивился:

— Экий ты прыткий! — И, отворив ворота, хлопнул его по плечу. — Ступай, завтра помаракуем.

Несмотря на всю грубость и неприветливость родственника, исходом дела Слёзушкин всё же остался доволен. Значит, в ближайшие дни они с Ксенией Степановной, покинут этот, в сущности, хороший, но в последнее время сошедший с ума городок. Теперь только надо определиться, в какое село перебираться. Это вопрос тоже нелёгкий. Но и его, думал Слёзушкин, можно будет решить с помощью всё того же Якова Афанасьевича. Ведь он занимается извозом, бывает во всех сёлах и деревнях уезда, а значит должен знать, в каком селе и какая жизнь. В бедное-то село съезжать ни к чему, с голоду помрёшь. Надо бы в такое, чтобы народ там был зажиточный и спокойствие царило.

Из переулка наперерез задумавшемуся Слёзушкину вышел бывший пристав Строев.

— Господин доктор!

От неожиданности Слёзушкин подпрыгнул. Строев улыбнулся ему как доброму старому знакомому.

— Далеко путь держите?

— Домой поторапливаюсь, — ответил Слёзушкин.

— А я вот, — приосанившись и расправив пальцем лихо закрученные усы, гордо произнёс Строев, — вновь при должности. В думу после полудня приглашали, просили встать на должность пристава. Того-то пристава, сказывают, вместе с помощником красные расстреляли. А порядок блюсти надо. Вот сейчас иду на место совершения убийства! Обследовать буду да дознание начну вести. Зверское, сказывают, ограбление было, пока мы с вами в подвале морозились. Купца Крохина убили, а благоверную его так перепугали, што паралич хватил!

— Ага, — кивнул Слёзушкин. — Слышал я эту весть. Страшное дело кто-то содеял. И как токо землица этаких зверюг носит.

Когда Слёзушкин услышал, что Строев вновь на должности по надзору за соблюдением законности, то первым его порывом было поведать ему о том, как и за что он оказался в ту ночь с ним в одном подвале. Что слышал у лавки Крохина и не далее как сегодня утром встретил парня, который арестовал его у лавки и свёл в подвал и, наверное, вытащил три рубля. Одним словом, пролить посильный свет на это зверское деяние. Но тут же мелькнула мысль: а вдруг он ошибается и подведёт грешным делом неповинную душу за решётку в узилище? Или того хуже — одного арестуют по его доносу, а другие придут и отомстят за своего друга. И решил: Господь Бог восстановит справедливость и без его помощи.

Путь Слёзушкина домой лежал через место, где он встретил утром парня — лиходея, и почему-то стало казаться, что если он пойдёт через это место, то встреча состоится вновь. А встречи этой второй раз он никак не хотел. От одной мысли о ней в животе появлялся неприятный холодок и в голову лезли мысли одна неприятнее другой. И дабы не испытывать судьбу, он решил обойти это место. Путь удлинится, но зато он доберётся до дома спокойно.

Дождь набирал силу. Шуба намокла, потяжелела и вдавливала хозяина в грязь так, что он едва переставлял ноги. Несмотря на ненастную погоду, по улицам и переулкам прокрадывались озабоченные и пугливые редкие прохожие. А на окраинной улице даже повстречалась задрипанная лошадь, понуро волокущая телегу, груженную сушняком. Возница, видимо, признав доктора, кивнул ему замызганным треухом.

На этой улице Слёзушкин был всего один или два раза в первый год, как приехал в город. Тогда она, как и весь город, была другой. Тротуаров, правда, не было, но улица содержалась в чистоте и порядке. Заборы, где должны быть, там стояли, целенькие и пряменькие. Дома и другие постройки, казалось, были повыше и ухоженней. Сейчас же улица имела удручающий вид: кругом грязь, хлам, мусор. Большинство заборов покосилось, местами штакетины и плетни поломаны, а кое-где вообще отсутствуют. Некоторые избушки вросли в землю по самые окна, крыши ввалились, трубы полуразрушены. В другое время, мирное и спокойное, Слёзушкин, наверное, и не заметил бы этого. А если бы и заметил, то не в таких чёрных тонах. Но сейчас, когда у самого на душе пасмурно и тревожно, он видел их намного чернее, чем они были на самом деле.