Павел Мейлахс - Пророк

Продолжая скалиться и кивать, он что-то спросил у молодого человека, молодой человек смущенно ответил. Потом еще что-то спросил, молодой человек еще ответил.

…Он проглядывал папку. Там было:

Что есть добро? Что есть зло? Что есть свет? Что есть тьма? Что есть жизнь? Что есть смерть? Что есть вера? Что есть безверие? Что есть Бытие? Что есть Ничто? Что есть правда? Что есть ложь? Что есть любовь? Что есть ненависть? Что есть истина? Что есть заблуждение? Что есть я? Что есть он? Что есть сон? Что есть бодрствование? Что есть надежда? Что есть отчаяние? Что есть дом? Что есть скитание? Что есть Бог? Что есть безбожие? Что есть благо? Что есть безблажие?

Ему стало дурно… И даже пресс-папье на столе нет… Тяжелого, избавляющего пресс-папье… Но он все равно слаб как ребенок. Он не смог бы даже поднять его…

Обнадеживающе улыбнувшись молодому человеку, он откинул налево сразу много страниц, ощутив двумя пальцами всю совокупную их толстость. А там что?

Куда мы идем? Откуда мы приходим? Что зовет нас? Куда мы возвращаемся? Что движет нами? Откуда мы исходим? Куда мы приходим? Откуда мы идем? Что нас побуждает? Зачем мы идем?

Он вспомнил, как во втором классе учился курить. Головокружение, тошнота и наводнение слюны, которую некуда девать.

Глядя сквозь буквы на молодого человека, он вспомнил, что секретарша часто переживала вслух, что ее племянник никак не женится. Это спасение! Подыщем ему жену! «Мухомор» может все. Или хотя бы какую-нибудь бабу подложить, на несколько месяцев это его точно нейтрализует. Кому поручим? Отделу политики, конечно. Немедленно отдам необходимые распоряжения!

Что ж, сказал он вслух. Интересно. Весьма интересно. Но, как вы сами понимаете, нужно некоторое время. Я дам моим сотрудникам, они…

Но молодой человек тихо взмолился:

Сотрудникам? Но не могли бы вы взять на себя труд ознакомиться с моим сочинением лично? Я много где был, меня нигде не понимают, и вы — моя последняя надежда! Вы всегда были моим кумиром, я знаю наизусть…

Но тут он уже встал, перебив молодого человека, и протянул ему руку для прощального мужского рукопожатия; молодой человек оставался сидеть, хотя и поднял свое молитвенное лицо к нему, но он все-таки поймал его за руку и буквально отодрал от сиденья. Нашлись все-таки силы, раз уж такое дело.

Рад был познакомиться, говорил он, скалясь что было сил, очень рад; крайне тронут вашими лестными словами о…

И вывел молодого человека за руку из своего кабинета.

Вернулся к своему столу.

Сел. И некоторое время еще сидел, застыв, оскалясь, как труп из фильма ужасов.

Но его уже ждала новая встреча.

Он беседовал с вычищенным, выхоженным, выхоленным, дорого, свежайше одетым негром. Нет, это было не щегольство — это была выправка. Великолепная выправка. Из-под плоскостей очечных дорогих стекол на тебя смотрели умные страждущие глаза. Негр говорил о рабстве, о жестокости и зле, о вековой трагедии черных, о роковой несоединимости черных и белых, о взаимной ненависти и недоверии, о недостижимом братстве. Он говорил то громче, то тише, то быстрее, то медленнее; и глаза его то туманились, то сверкали.

Ишь ты… думал он, слушая все это. Мальчика стоит попробовать…

На всякий случай он заигрывал с меньшинствами. Меньшинства — хорошие цепные псы, чтобы спускать их на существующий строй. Сейчас ни к чему, но мало ли. Он тщательно расспросил негра о его деятельности, тщательно узнал его координаты и местопребывания.

Негр был неглуп. Неглуп и ограничен. Неглуп — потому что хорошо манипулировал объектами, которые хранились у него в голове. Ограничен — потому что этих объектов было слишком мало.

Секунду он чувствовал сострадание к негру с его болью, гневом и жаждой…

У «Мухомора» — самая мощная охранная структура, теряющаяся в федеральных коридорах. Она стала такой его стараниями. Один из относительно великих сих говорил ему: Твои проповеди — про меня. Все мои мерседесы с перстнями — шкура, в которой я прячусь от мира. Шкуру я добыл комфортабельную: если все равно прятаться, так лучше уж комфортабельно. Ты ненавидишь буржуа; я с виду принадлежу к ним, но внутри-то — нет, и я с удовольствием смакую твои проклятия. И знаю кучу народу таких же, как я.

Римский вельможа, тайно исповедующий христианство.

Он ответил тогда: никаких буржуа давно уже нет. Все только притворяются ими. Буржуа остались в прошлом, если не в позапрошлом веке.

Он никогда не понимал, что это значит: «Не может дать в морду, потому что не так воспитан». Что значит — не так воспитан?! Жрать, например, все одинаково воспитаны. Умение дать в морду — это, может быть, самое основное в жизни и есть, а вовсе не, например, учеба. Он чувствовал, что дать в морду — это нечто базовое. А все остальное — наносы. Наносы и нюансы.