Омар Суфи - Светлое будущее

— Тебе надо отдохнуть.

— Да, спасибо. Вчера у меня так голова раскалывалась.

— Ну, вечером можно вдарить «зубровки» — поляки хорошо её делают.

— Да, — насилу улыбнулся Руфат и отошёл к грузину Геле.

— Как тебе? Скажи честно… Я знаю, что многие меня не поняли…

— М-да…

Видно было, что Гела не хотел продолжать эту тему. В это время к ним подошел историк из Армении Арман Багдасарян. Руфат знал его хорошо. Во время первой встречи на конференции в Тбилиси Руфат и Арман сильно схлестнулись вокруг истории карабахского региона Азербайджана. Естественно, они придерживались прямо противоположных точек зрения. Ещё через пару лет они были на очередном семинаре в Литве, и там у них получилась конструктивная дискуссия на тему роли исторической памяти в этнической истории народов Кавказа. То ли у них к тому времени набрался опыт участия в международных мероприятиях, то ли они стали старше, или, может, тема и модератор стали побудительными факторами для менее эмоционального выступления, но на том мероприятии они после выступлений посидели и даже в кампании грузина Гелы выпили чашку кофе.

— Господин Исмайлов, вы сегодня говорите о будущих конфликтах, войнах, а мы ещё вот эту нынешнюю, например, карабахскую не решили.

Руфат в свою очередь бросил странный взгляд на армянского коллегу.

— Какая будущая война? Я говорил о Второй мировой войне…

— Ну да, я об этом и говорю…

— Гм… — Руфата это стало раздражать, и он взял резкий тон с армянином. — Да, война была… мы, кстати, воевали вместе тогда. Все — русские, грузины, азербайджанцы, армяне…

Руфат вновь уловил на себе странные взгляды Гелы и Армана Багдасаряна.

— Правда, не все армяне воевали против немцев. Среди всех народов были те, кто воевал на стороне фашистов. Ну, к примеру, ваш генерал Нжде отличился…

— А! Давай не начинай… У нас Нжде — герой…

— Вот именно… были и азербайджанцы в составе немецких отрядов, но мы их не героизируем и памятники им не ставим.

— Какие немцы? Нжде воевал против турок… И он — наш герой!

— Ладно, ребята, — вмешался Гела. — Не надо здесь и сейчас разборки устраивать. Понятно, что у вас разные взгляды на исторические события. Пойдёмте… ну выпьем вина хорошего. Вон там у барной стойки я заприметил хорошую бутылку итальянского вина…

— Спасибо, — сухо сказал Руфат. — Я иду в номер. Устал.

Руфат направился к лифту, чтобы подняться к себе в номер. Но тут его остановил кто-то и обратился на английском. Руфат понял только имя незнакомца — Лех, и что он из Польши. Это был мужчина уже в солидном возрасте, лет шестидесяти пяти.

Руфат улыбнулся и сказал на английском, что плохо говорит:

— I speak badly…

— А! Ничего, — ответил Лех на хорошем русском. — Я говорю на русском языке. Хотел поблагодарить вас за интересное выступление.

— Спасибо, приятно слышать… Но, честно, многие не поняли…

— А мне понравился ваш стиль. Вы говорили про грядущую войну, как будто она уже произошла… Это отличный ход… Помните, во время холодной войны мы все обсуждали возможную ядерную катастрофу. Как-то всё это абстрактно звучало. Но потом произошёл Чернобыль. И мы поняли, каким может быть ядерный удар — он сметёт всё живое на земле.

Руфат растерянно кивнул. Что здесь происходит? Это что — игра на данном мероприятии?

— Послушайте, — обратился он к Леху. — Я говорил про всем известные факты — о Второй мировой войне, о немцах…

Лех вздохнул:

— Ну я понял… Немцы сыграли ключевую роль в разжигании Первой мировой войны…

— О да! Это было. Теперь о Второй мировой войне! В 1939—1945 годах!!! — уже вскричал Руфат. Пара людей посмотрели на него. Он уже тихим голосом сказал:

— Было много событий… Катынь, к примеру… Советское руководство сотворило это страшное преступление!

— Катынь? — спросил сконфуженный Лех. — Русские и немцы сотворили против поляков много преступлений…

— Вот именно, — продолжал уже нервно говорить Руфат. — Это не футурология… Это всё было. Но мой главный тезис, что мы должны постараться отражать историю правдиво и вместе с тем не вызывать негативных эмоций против народов… Скажем, против немцев или русских… Поверьте, я принадлежу к поколению, которое видело Чёрный январь в Баку в 1990 году, когда советские войска расстреляли сотни мирных жителей… И у вас в Польше были события в восьмидесятых годах, не так ли?

Лех утвердительно кивнул:

— Да, да… Я старше вас и всё это, конечно, хорошо помню…