Михаил Шмушкевич - Я вас жду

Совесть грызёт: все у меня грешники, все! Но тут же мною овладевает какое-то странное тяжёлое предчувствие. Я больше не слышу, о чём говорит Валя, не слышу, что отвечает Грибаченко. Вижу только матово-белый аппарат на столике. Почему он так долго не звонит? С ума сойдёшь!..

Звонок. Вскакиваю.

— Слушаю, — отзывается Коля. — Юрченко? Здорово, дорогой. Не уговаривай, ничего не выйдет. Ну, слушаю… Подожди, друг, подожди, не бери меня измором. При чём здесь Гегель? Так, ну, ну?.. Что ж, если на то пошло, пригласим и Гегеля… Одну минутку, звякни мне, пожалуйста, немного позже: звонка из больницы жду. — Грибаченко барабанит по столу растопыренными пальцами. Держится спокойно, но я вижу, что и он с нетерпением ждёт весточки от Екатерины Васильевны. — Галка, я закурю.

— Кури.

В прошлом году, вспоминаю, Коля предложил мне новую работу — стать директором районного Дворца пионеров. Я отказалась. Тогда он признался: «И я бы на твоём месте сказал «нет». А два года назад, провожая меня к автобусу, Грибаченко неожиданно изрёк: «Не скрою, нравишься ты мне, Троян. А я тебе?» Я отделалась шуткой: «Очень. Ты самый лучший секретарь райкома». Не обиделся…

Звонок. Наверное, тот же Юрченко, опять что-то выкопал у Гегеля. Нет, доктор! Коля, поглядывая на меня, слушает и то и дело повторяет: «так-так», «ясно», «хорошо».

— Температура, Галка, немного снизилась. Приняты срочные меры, но…

— Коля, что «но»? — тороплю его умоляющим голосом. — Прошу без жалости…

— Состояние больного по-прежнему, можно сказать, неважное. После обеда Катенька займётся им. Она, знаешь, догадалась, что ты сидишь у меня. Просила тебя позвонить ей часиков в пять, перед концом смены.

«Часиков в пять… А сейчас? Двадцать минут первого». «Она уйдёт домой! — Я пришла в ужас от одной мысли об этом. — Какой может быть конец смены, когда ребёнок так мучается? Это же не станок, за который станет другой рабочий, не машина, которую можно остановить, если на работу не вышел сменщик!»

— Она уйдёт домой? — вырывается у меня. — Коля, разве так можно?

У Грибаченко растерянный вид. Ему, вижу, очень неловко, он не знает, что и ответить.

— Понимаешь, — подбирает он слова. — Боюсь, как бы она совсем не свалилась с ног. Трое суток не покидает больницу, трое суток!.. Главный на каких-то курсах, два врача, старшая сестра и няни гриппуют…

«Я сразу обратила внимание, что у неё под глазами тёмные круги», — вспоминаю.

— Да-а, — вздыхает Грибаченко. — Раньше у меня было иное представление об этих вещах, а теперь я воочию убедился, что труд педиатра, Галка, не легче учительского.

Грибаченко по образованию — педагог. Он, правда, до того, как его избрали секретарём, проработал в школе всего один учебный год.

Вхожу в положение Екатерины Васильевны, но от этого боль за Руслана не притупляется. Хочется, чтобы молодая женщина непременно осталась в больнице ещё хотя бы на сутки. Ради моего Руслана.

Коля снова закуривает. На сей раз без спроса. Он стоит у окна, ко мне спиной, пускает в открытую форточку навстречу клубящемуся пару синие петли дыма.

— Я, пожалуй, пойду, — говорю.

— Куда? — спрашивает Грибаченко.

— Пройдусь, не хочу тебе мешать.

— Зайди в ресторан, чего-нибудь перехвати. Там неплохо готовят.

— Не люблю ресторанов.

— Но ты же, я понимаю, голодна! — Он достаёт из кармана ключ, кладёт на стол. — Валяй, Галка, к нам. В холодильнике поройся, что-нибудь найдёшь… Пошёл бы с тобой, да не могу: Малюка из Покотиловки ждём, бюро начинается. Катин телефон 4-17. Иди и не падай духом, наша возьмёт, — подмигивает он мне весело. — Ну, рассеянная же!.. Ключ возьми, ну чего?..

Ровно в пять звоню в больницу. Екатерина Васильевна, отвечают, наверху, советуют позвонить позже. На второй звонок следует такой же ответ. Когда же становлюсь более агрессивной, объясняют: «Она как раз у вашего мальчика».

— А как он себя чувствует?

— Дело идёт к выздоровлению. Улыбается, всё поел, добавки попросил…

— ?!! А с кем я говорю?

— Разница-то вам какая? С санитаркой.

И санитарки знают, что в подобных случаях положено отвечать родителям. В семь часов вечера к телефону подходит сама Екатерина Васильевна. Она со мной откровенна: особых изменений в сторону улучшения пока нет. Подчеркнув «пока», она добавляет: «Завтра к этому времени, надеюсь, обязательно будут».

— А завтра в больнице я вас, конечно, не застану? — замечаю как бы между прочим, мягко, даже угодливо.

— Почему?!

— Трое суток без отдыха…