Михаил Шмушкевич - Я вас жду

Я отшатнулась: какая жадность! Везде за угол берут пятнадцать, двадцать…

— …и за газ, электричество, другие коммунальные услуги — отдельно, — продолжает невозмутимым голосом старушка.

Потакать стяжателям не в моей натуре. Несмотря на поздний час, хватаю чемодан и — к двери.

— Вот как?

— Вот так.

— До свидания. Хотя с такими не прощаются… — бросаю уже с площадки.

Меня неожиданно останавливает смех. Оборачиваюсь. Анна Феодосьевна, вытирая платочком слёзы, смотрит на меня, как мать на своего ребёнка, не понявшего её шутки.

— Поздравляю. По моему предмету вы сдали на «пять». Странно, неужели Максим Тимофеевич не говорил, что комнату его заочникам сдаю без какой-либо платы?

— Ничего не говорил, — бормочу едва слышно.

Вспоминаю, что когда наша беседа с проректором кончилась, он позвонил куда-то, поинтересовался, не направили ли кого-нибудь к Анне Феодосьевне, потом на узенькой полоске бумаги написал: «Репинский переулок, 4, кв. 18. А. Ф. Таран» и пояснил: «Здесь вам будет неплохо. Хозяйка с ершистой натурой, с причудами, зато добрейшая женщина».

Выходит, она меня разыгрывала. Но без какой-либо платы? А это ещё что за фокусы?

Между тем хозяйка спустилась ко мне, взяла за руку и закрыла за собой дверь.

— Снимите плащик, жарко. Духота, как в парилке.

Потом заводит меня в этот кабинет.

— Мой тронный зал. Как прикажете вас звать, моя королева?

— Галя, — отвечаю едва слышно.

— Располагайтесь, как вам заблагорассудится. Здесь будете жить, готовиться к занятиям. — И вдруг: — Гриву свою чем красите? Химией, травками? М-о-да, — едко растягивает она. — Недавно все блондинками ходили, теперь — одни рыжие.

— Не крашусь.

— Натуральная?

— М-м.

— Признаться, рыжих недолюбливаю: уж больно хитромудрые они, палец в рот им не клади, откусят разом с рукой.

Чувствую, как кровь ударила мне в лицо. «…С ершистой натурой, с причудами, зато…»

— Однако нет правил без исключений. Например, мой первый муж был рыжим, но до удивления добрым, мягким, внимательным. Погиб совсем молодым, в партизанском отряде… Воевали мы вместе против фашистов. Он — командиром, я — стряпухой. Полтора года из леса в лес. Красная Армия уже в три шеи гнала Гитлера, вот-вот подойдёт к нам, а тут немчура на нас как навалилась… Танки, самолёты, автоматчики, дороги все отрезаны, бой, сами понимаете, неравный: у них-то техника какая, а у нас один пулемёт, винтовки, людей раз-два и обчёлся. Всё же держались.

Как-то раз борщ готовила для хлопцев. Вдруг чувствую сильный удар в бок, вроде топором. Упала, и меня поволокли. Фашисты! Двое верзил. В штаб свой потащили, допрос учинили: что за отряд, кто командир, сколько партизан? А я молчу. Бьют чем попало, я — молчу… Потом за хату повели, на расстрел. Не успели. Наш танк как ударит снарядом по этому штабу — он в щепки вместе со всеми фрицами. А танкист один на мушку верзилу взял, что расстреливать меня собирался. Догадываешься, кто был этот танкист?

Пожимаю плечами.

— Шамо, — произносит с нескрываемой гордостью Анна Феодосьевна. — Теперь проректор, доктор педагогических наук, профессор.

Я прямо-таки обомлела: в один день столько совпадений, неожиданных встреч!

— Да, Шамо Максим Тимофеевич, — повторяет хозяйка. — Ну, чего стоишь? Распаковывайся, вещички — в шкаф, что в моей комнате стоит. Утюг — на кухне, там гладим.

И следя за тем, как я, встав на колени, принялась распаковывать чемодан, она продолжала:

— Шли годы… Вышла замуж вторично — жизнь есть жизнь. Потеряла второго мужа. Ответственный пост занимал, электромонтажный трест возглавлял, днём и ночью трудился… Обругал его ни за что ни про что вышестоящий начальник — инфаркт…

Я сочувственно вздохнула и подумала: «Век электроники, космических полётов и инфарктов».

— Да, так о чём я?.. Ага, — подымает хозяйка указательный палец вверх, — вот о чём! Проходит ещё несколько лет, встречаю Максима Тимофеевича. Разговорились, напомнила ему, как он на танке своём меня в медсанбат доставил, на раны свои пожаловалась — ноют на непогоду. Словом, о том о сём, а он вдруг говорит: «Студентов бы взяли к себе. Всё же будет и к пенсии прибавочка». — «С бору по сосенке?.. Нет», — отвечаю. Обиделась я жутко, на официальный тон перешла: «За кого меня принимаете, товарищ Шамо? К вашему сведению, кубышки я не завела. Детей у меня нет, а копить деньжата просто так не хочу». Смеётся, вижу, доволен. Тогда говорю: «Студентиков ваших давайте, задаром ладных держать буду. Только долгогривых и канареек в бесстыжих юбках не присылайте, не пущу». Хорошо, говорит, пришлю вам ладных. Боже мой, раскудахталась, — всплёскивает руками Анна Феодосьевна, — фильм начался!