Владимир Кобликов - Берестяга

Дед Игнат, видать, тоже не любил жены. Прошка однажды слышал, как дед, захмелев, жаловался своему другу Филиппу Цыбину:

— Пошто я не женился на Марьюшке? И ей люб был. И она до сего дня около сердца хранится.

— Чай, не своей волей оженился, — сочувственно сказал дед Филипп.

— А то не знаешь!

— Знаю. — Старик вздохнул и налил себе и деду. — За Марьюшку, за молодые годы… Отец твой все за богачеством охотился.

К Ягодному рано подступили холода. За одни сутки затянулись все полыньи на Видалице. За одну ночь лег снег.

Прошка вернулся из школы. Снял с чердака лыжи. Наладил ремни и пошел покататься с горы. Съехал раза три. Больше не хотелось. Посмотрел на дали и заторопился домой.

К их крыльцу подъехали сани. Лошадью правила Дуська Кутянина. Ее Прошка сразу узнал по полушубку кирпичного цвета и голубому полушалку. Рядом с Дуськой стояла чужая женщина. Одета она была не по-здешнему. В такой одежде не шибко от мороза убережешься. Прохор сразу об этом подумал. Женщину и ходьба не согрела. У Дуськи щеки пылали: подставь спичку — загорится. А у незнакомки щеки белые-белые. «Будто из снега леплена», — подумал о ней Прошка и, дотронувшись рукавицей до шапки, поздоровался.

— Здравствуйте, — ответила белоликая чужачка.

Прошке понравился ее неторопливый ласковый говор. «Московская, — определил Берестняков, — «акает». А глаза словно фиалки на снегу оброненные».

В санях кто-то сидел. Человек был закутан в какую-то одежду. Трудно было определить, кто в санях: мальчишка или девчонка. «Девочка, — все же решил Прошка. — Носик аккуратный, и глаза такие же, как у чужачки».

— Глаза сломаешь, Берестяга. — Дуська напялила козырек треуха Прошке на нос.

— Не озоруй, — тихо сказал мальчик.

— Ох, важный какой! Не озоруй! Иди, зови деда. На квартиру к вам ставят… — Дуська запнулась, — беженцев.

— Эвакуированных, — осторожно поправила чужачка Дуську.

— Ужот-ко путь по-вашему: экувированных. Тьфу! Язык сломаешь.

Дуськино сообщение так вдруг обрадовало Прошку Берестнякова, что он, забыв про степенность и про то, что на него смотрит незнакомая девчонка, подпрыгнул и мгновенно исчез за дверью. И почти тут же он снова появился на улице, ведя за руку раздетого деда.

Увидев незнакомую женщину, дед Игнат смутился и хотел снять шапку с непокрытой головы. Поняв свою промашку, дед крякнул. Дуська хохотнула и угнулась, пряча смех.

— Здравствуйте, Игнат Прохорович, — неторопливо и ласково сказала чужая женщина.

— Здравствуйте, здравствуйте, — выжидающе ответил дед Игнат.

— Выковыренные, беженцы это, — пояснила Дуська. — Ужо забыл, что председателю обещал на квартиру пустить?

— Чай, не забыл, хохоталка, — сказал Дуське сердито дед. — Милости просим в дом. — Дед поклонился женщине.

Прошка проснулся легко и сразу. И вроде бы не было долгой зимней ночи: так быстро слились вчера и сегодня в одно целое.

Он лежал на широченной и высокой деревянной кровати за печкой. Кровать, как и все в доме, самодельная, прочная. На ней спали мать с отцом, а потом — отец и Прошка. А как отец ушел на войну, с Прошкой спал дед Игнат.

К старости люди понимают, что жизнь не такая уж длинная, чтобы помногу спать. Поэтому, наверно, Прохору почти не удавалось видеть, когда дед засыпает, когда просыпается. Дед вроде бы и вовсе никогда не спал. Конечно, и сейчас его рядом не было.

Прошка заглянул за занавеску. В доме прибрано. Дед Игнат сидел на лавке у стола в новой ситцевой рубахе. Эту синюю рубаху он надевал только по праздникам. Может, оттого она так и нравилась Прошке.

Дед, далеко выставив вперед руки, бережно держал пальцами листок календаря. Чтобы удлинить расстояние от листка, старик отпрянул назад, но все равно с трудом разбирал написанное и вяло шевелил губами.

В доме дремала сытая тишина. Прошка слышал, как сердито ворчал огонь, ударяясь о старые выжженные кирпичи, слышал, как пламя с треском и хрустом съедало сухие поленья.

До Прошки долетали запахи подгоревшей пенки и кислого теста: значит, будут горячие лепешки с холодной сметаной. И Берестнякову захотелось поскорее сесть за стол и увидеть, как будут есть дымящиеся пахучие лепешки Наталья Александровна и Таня.

Прошке захотелось кувыркаться, прыгать. Он с головой укрылся одеялом и беззвучно засмеялся. От счастья. Еще никто и никогда не приезжал в дом Берестняковых в гости из города.

Прошка не ошибся: бабушка поставила на стол целую сковороду лепешек, плошку со сметаной. Сметана холодная, густая. И чтобы видно было, какая сметана подана, бабушка воткнула в нее ложку. Будто нечаянно. А сама нарочно воткнула ложку-то. И Прошка, и дед Игнат знали бабушкину хитрость. И ложка стояла в сметане, словно воткнутая во что-то твердое.