Сергей Званцев - Святые заступники

Оставшиеся четыре архиерея смутились внезапным отъездом самого молодого и активного из них, но отец Евгений сумел им почтительно объяснить, что Гермоген Гермогеном, однако обер-прокурор ожидает беспристрастного описания и что поэтому, не теряя времени, надлежит приступить к вскрытию гроба…

Победоносцев, надев очки в черепаховой оправе, читал представленный ему отцом Евгением акт. Следуя своей многолетней служебной привычке, обер-прокурор никогда не читал ответственных бумаг в присутствии подчиненных, хотя бы и преданных без лести: подчиненные не должны видеть волнения на лице начальника. А представленный ему акт способен был взволновать Константина Петровича радостным волнением. За подписью четырех викарных епископов черным по белому было написано: «Найдено во гробе лишь небольшое количество сгнивших костей, труп Серафима Саровского окончательно разложился».

К акту было приложение: хороший фотографический снимок, изображавший именно то, что значилось в акте. Вокруг полусгнившего ветхого гроба важно стояли четыре архиерея, четыре бородатых старика, хотя и совсем разных, но чем-то на одно лицо. На обороте подлинность фотографии заверялась подписью и печатью игумена монастыря.

Победоносцев нажал кнопку звонка и приказал вошедшему чиновнику:

— Карету!

Победоносцев срочно поехал во дворец и все же опоздал на час: епископ Гермоген уже успел побывать у царицы.

Епископ Гермоген сказал царице: да, мол, не исключено, что архиерейская комиссия и не найдет мощи нетленными, но что из этого следует? Церковь признает мощами все останки покойного святого: кости, волосы, даже пепел. Именно в этом смысле высказалась и Московская духовная академия, а им ли, академикам, не знать!

— Пусть я буду ввергнут в темницу за свою правду, — нашептывал епископ трепетавшей от религиозного волнения царице, — все равно! Серафим Саровский был святой, и его молитвы перед престолом всевышнего за царствующий дом доходчивы!

Епископ Гермоген, бравого вида мужчина с черной патриаршей бородой, человек в высшей степени опытный в делах подсиживания и подкладывания свиньи, действовал, собственно, наверняка: он был осведомлен о страстном желании царицы срочно возвести хоть кого-нибудь из умерших старцев в ранг святого и тем «заслужить» перед господом богом. Дескать, боженька пошлет ей за это сына-наследника. Осведомлен был епископ и об антипатии государыни к обер-прокурору — верный признак его скорого заката. Вот епископ и играл, так сказать, на понижение, на верные шансы утопить обер-прокурора. Победоносцев желает с пренебрежением показать царице сгнившие кости кандидата во святые? А мы, мол, заранее объявим сие неубедительным! Конечно, был какой-то риск попасть впросак, но кто же выигрывает без риска? А выигрыш свой епископ ясно видел в митрополичьей митре. При Победоносцеве ему не видать ее как своих ушей!

Царица внимала шептуну с восторгом. Вот когда она сумеет показать своему Нике всю мерзость его старого воспитателя! Победоносцев — враг российской державы и враг помазанника божьего!

Епископ был на волне необыкновенной удачи, которую приписывал своей проницательности. Черт с ним, с этим Саровским! Рядовой монах, к тому же с придурью: страдал падучей. Однако была у него заслуга, ради которой стоило покадить перед царицей: сенатор Каблуков, человек преданный православной церкви, доносил царю в 1826 году, что Серафим Саровский при известии о повешении Николаем Первым декабристов «плясал в своей келье». Понятно, ваше величество?..

— Предан был старец православному царю, вельми предан, — уверенно закончил епископ и поднялся, благословляя царицу: он-то знал, что уходить с высочайшего приема надо, как актеру со сцены, в самый выигрышный момент. Царица приникла к пухлой надушенной руке епископа…

Победоносцев прибыл во дворец с верной, как ему казалось, картой: донесением комиссии архиереев о, так сказать, некондиционности мощей Серафима. К своему удивлению, он встретил более чем прохладное отношение царя к этому известию. Принимавший его царь сказал:

— А вы знаете, Константин Петрович, даже Московская духовная академия и та высказалась в том смысле, что нетленность тела усопшего совсем не обязательна для святых.

А фотографию, сделанную отцом Евгением, на которую обер-прокурор возлагал особенную надежду, столь она была отталкивающа, царь даже и не посмотрел. Вообще прием был более чем сухой, и, отбывая, Победоносцев со злобой подумал: «Это дело рук епископа саратовского Гермогена. Неспроста он покинул пустынь, не дожидаясь приезда остальных епископов! Было бы мне предупредить его ход. Но как, если царица и слушать меня не хочет, а он, конечно, прежде всего кинулся к ней!»