— Бывает, — Ламанов пожал плечами, вприщур поглядывая на реку. — Мост подвел. С виду-то ничего: рассчитан на совхозные пятитонки. Да и мои должен был выдержать. Несколько тягачей с пусковыми прошло, а под последней… завалился.
— Несколько?
— Ну да.
— А я думал, под первой. Сразу.
Ламанов даже покраснел от досады, видно, вспомнил суматоху ночного происшествия. Легко представить его положение — командира колонны в ту тревожную минуту: надсадный рев тягачей, остерегающие крики, треск рухнувшего моста… Хорошо хоть люди не пострадали.
— А что говорят об этом в штабе? — спросил Ламанов.
Хабалову вдруг сделалось стыдно. И за себя, за свою нелепую увертливость, и за Ламанова. К черту всю дипломатию, все это словесное фарисейство!.. Никакой игры, только открытая и честная прямота!
— В штабе считают, что дело серьезное, — Хабалов каблуком вдавил сигарету в песок, поднял голову и прямо посмотрел в серые ламановские глаза. — Серьезное. Потому и назначено расследование. Я послан сюда как военный дознаватель.
— Ты?!
— Да, я.
— Что ж ты сразу не сказал?
— Разве официальное представление обязательно?
Уловив перемену в лице капитана, Хабалов огорчился: напрасно он тянул, надо было идти с открытым забралом. Сразу же сказать, зачем сюда приехал. Для Ламанова это теперь типичное «несоответствие». Наверняка станет подозревать в хитрости. И попробуй его разубеди.
— Так что ты мне расскажи, Леша. В общих чертах.
Теперь и у Ламанова — ни тени смущения. Обычный прищуренный взгляд, обычная рассеянная полуулыбка, за которой непробиваемое упрямство. Кому другому, а уж Хабалову это было давно хорошо известно.
— А чего, собственно, рассказывать? В рапорте все изложено подробно.
— В каком, в твоем рапорте?
— Нет, в рапорте командира дивизиона. Майора Сизикова.
— А ты его читал?
— Просматривал. Командир показывал.
«Ну конечно, — вяло подумал Хабалов. — Может быть, они даже писали рапорт вдвоем. Во всяком случае, вместе уточняли формулировки. И теперь Ламанов ни на йоту не отойдет от написанного, можно не сомневаться».
Жаль, что все получилось так нескладно. Пожалуй, не стоило сюда заворачивать, а следовало начинать с приезда в городок, с официального представления командиру.
Подошел солдат, крепкий, коренастый парень с сильными, узловатыми рабочими кулаками, которыми он, остановившись, старательно хлопнул по бедрам.
— Товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу капитану?
— Обращайтесь.
Повернув голову к Ламанову, солдат доложил:
— Так шо порняки готовы, товарищ капитан. Пидсохлы.
— Чего же ты их не принес?
— Та неудобно ж… — солдат покосил глазами на Хабалова. — Як кажуть, це будэ неделикатно. А навколо костра пенечек имеется. Поки вы будете переобуваться, мы и сапоги трохи пидсушим. Ото ж буде гарно.
— Ладно, — сказал Ламанов. — Сейчас приду. Вы сами-то прогрейтесь с Ереминым как следует. Соответственно.
Глядя вслед солдату, Ламанов задумчиво произнес:
— Отличные хлопцы. Больше часа вдвоем в воде пробыли. Ныряли несколько раз, пока тросы зацепили. Между прочим, вода плюс семь выше нуля. Ободряющая вода. А ты говоришь, расследование.
— Ну ладно, Леша. Я, пожалуй, поеду. Вечером встретимся, поговорим.
Ламанов хмуро усмехнулся.
— Как прикажете.
Ефрейтор-шофер протянул Хабалову пилотку, в которой была добрая пригоршня сочно-белых луковичек.
— Угощайтесь, товарищ майор! Кандык, наш таежный деликатес. Вкусная штука, к тому же здорово укрепляет нервную систему, врачи говорят. Это я на косогоре накопал. Вон его, кандыка, целые заросли. А я корешки — в пилотку, а цветы заместо подарка.
Слева от ветрового стекла, под проволочкой, куда шоферы обычно засовывают путевой лист, торчал букетик лазорево-белых цветов.
— Для кого же это? — спросил Хабалов.
Ефрейтор ухмыльнулся, вкусно похрустывая луковичками кандыка (Хабалову они не понравились — очень уж приторные).
— Для Капитолины. Есть тут одна девушка в сержантском звании. Да вы не улыбайтесь, товарищ майор, не то думаете. Нет. Просто она сегодня дежурит на КПП. А уж въедливая, не дай бог! Лучше с ней не связываться. Вот только одно и признает — цветы. Характером сразу как-то смягчается.
— Ясно, — сказал Хабалов. Нагнувшись к колесу, обстучал о ребристый скат грязные подошвы сапог, потом еще раз поглядел в ложбину, на мост. Вздохнул, усаживаясь на сиденье. — Все ясно… Поехали.
Читать дальше