Виктор Шутов - Юность Куинджи

Недалеко от побитого возами шляха на жесткой траве сидел мальчик лет десяти в коротких парусиновых штанах и без рубашки. Высокое солнце нещадно жгло его коричневую спину и черную курчавую голову. Увлеченный, он словно не замечал зноя. Перед ним лежали сорванные полевые цветы — с красными бисеринками горошек, сине–фиолетовые базилики, голубые васильки, желто–белая головастая ромашка, пахучий со светло–сиреневыми венчиками чебрец. Он поочередно брал цветы и вплетал их в венок. Удлинив его на два–три пальца, вытягивал перед собой и, прищурив черные как уголья глаза, рассматривал живую радугу. Потом поднимал голову и долго смотрел в золотистую, колеблющуюся от жары даль. До самого горизонта тянулась холмистая, не тронутая человеком степь. Легкий ветерок шевелил светло–пепельные султаны ковыля. Над ними возвышались розовый колючий зализняк и голубые гривки васильков, виднелись небольшие кустики желтого дрока, смотрел в небо сизоватый тысячелистник, выставлял стрелы бело–фиолетовый шафран.

А совсем недавно степь была еще наряднее. Ковыль только начинал цвести и лежал зелено–золотистым ковром, расшитым желтыми, фиолетовыми и синими ирисами–петушками, огромными белыми шарами катрана, кроваво–красными воронцами.

Но весенняя пора закончилась, пришло жгучее лето.

Мальчишка придирчиво посмотрел на готовый венок, отложил его в сторону и поднялся на ноги. Справа, у самой дороги, щипали спорыш гуси. Солидно переваливаясь с ноги на ногу и тихо переговариваясь на своем птичьем языке, гусак и гусыня то и дело поднимали гордые головы на изящных шеях, оглядывая молодой выводок. Они все дальше уходили от пастуха. Там, где тянулся шлях, виднелась темно–синяя полоска реки Кальчик. Может, гусей манила вода. Мальчишка только было сорвался с места, как сзади послышался звонкий девчоночий голос:

— Архип! Скорее сюда!

— Что та–а-ам, Настя? — отозвался пастушонок, растягивая слова.

— Я нашла гнездо!

— Не трога–а-ай! Я сейчас!

Он легко, вприпрыжку выбежал на пыльную дорогу, обошел гусей и, прикрикивая на них, погнал в сторону девочки. Худенькая, в домотканом грубом платьице серого цвета, она стояла у густого куста катрана, прижав к груди тоненькие руки.

— Смотри, — прошептала Настя, показывая пальцем на двух птенцов. — Какие хорошие.

Архип стал рядом, и девочка, осмелев, присела на корточки, потянулась рукой к птенцам.

— Не бери! — сердито предупредил мальчик.

В гнезде, устроенном прямо на земле, сидело два серых большеротых птенца козодоя.

— Эт‑то чурилки, — снова заговорил Архип. — Они и по ночам летают.

— Ты видел, да? — спросила Настя.

— Мне брат говорил. Чурилки по ночам коз доят. Пьют их молоко…

— Ой, как интересно!

— Потому чурилки такие сильные. Напа–а-адают на человека…

Девочка испуганно поднялась на ноги, отошла от куста. В тот же миг над головами детей прошмыгнула серая в полосках и пятнышках птица с большими глазами и коротким крючковатым клювом. Подлетев к гнезду, она отвесно опустилась на землю и вдруг ползком, будто совсем безногая, на животе стала приближаться к ребятам. Открыв огромный рот, грозно шипела и хлопала крыльями.

— Я боюсь! — вскрикнула Настенька и спряталась за спину мальчика.

— Ладно… Чурилка не кусается, — спокойно и с достоинством проговорил Архип. — Пойдем отсюда… Эт‑то, никогда, Настя, не бери яиц и птенцов из гнезда. Все живое жалеть нужно. Они тоже, как люди, все понимают. — Немного помолчал и добавил: — А то не буду дружить с тобой.

— Хорошо, — тихо и виновато ответила девочка. Потом оживилась и сказала громко: — А ты видел вчера, как мальчишки связали коту передние лапы?

— Наши, кара–а-асевские? — спросил Архип, живо повернувшись к Насте. В черных глазах вспыхнули гневные огоньки. Руки он сжал в кулаки.

— Я их не знаю. Наверное, городские.

— Все равно найду. Почему вчера не сказала?

— Их было много…

— Ну и что? Получили бы от меня… Их бы так помучить, как они мучают…

На шляху со стороны Кальмиуса показалась вереница возов, запряженных волами. Как обреченные узники, с колодами на шее, они понуро брели, понукаемые возницами в широкополых соломенных брылях [2] Шляпа (укр.). .

— А вон дядя Гарась едет! — крикнула Настя, показывая на шагавших сбоку переднего воза двух чумаков.