Георгий Граубин - На берегах таинственной Силькари

Убедившись, что больше на штыки интервентов рассчитывать не приходится, атаман стал срочно запаковывать вещи. Сначала он отправил за границу жену с двадцатью пудами золота, а потом удрал и сам на японском самолете.

Русским золотом старались запастись и «защитники отечества» и их «бескорыстные союзники». Колчак вез в своем купе 20 ящиков с золотыми монетами. Калмыков с приятелями, удирая за границу, прихватил 36 пудов золота. Американский консул сообщал из Сиэтля: «Американские солдаты, возвращаясь из Сибири, привозят золото, кто на три, кто на пятнадцать тысяч долларов».

Министр путей сообщения «правительства» атамана Семенова Меди именовал себя генералом, как и Семенов. Удирая за границу, он прихватил с собой миллион рублей золотом. Генералы, которым не досталось денег, задним числом лишили его самозванного чина. Меди, посмеявшись, — прислал им ругательную телеграмму и стал на ворованное золото скупать в Маньчжурии дома и лесопилки.

Удирая, белогвардейцы увезли даже руду, добытую на Шерловой Горе, на шахте Эмерика.

С интервентами и белогвардейцами было покончено навсегда. Атаман Семенов в последнюю минуту сбежал. Расплата к нему пришла позже. Кровавый барон Унгерн оказался в плену. Его выдали свои же головорезы. Это он издавал такие приказы: «Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями». Для них, отмечал он, «мера наказания может быть лишь одна — смертная казнь разных степеней». Чтобы в целости доставить пленного барона на суд, его в пути всячески оберегали от народного гнева, через реки переносили на руках, чтобы он не простудился.

Судили Унгерна в Новосибирске (тогда еще Новониколаевске). В желтом монгольском халате, с рыжей бородой и казацкими усами, он выглядел растерянным и жалким. Погоны на плечах с буквами «А. С.» (атаман Семенов) казались опавшими крыльями подбитой птицы. На суде выяснилось, что у барона были в Эстляндии большие имения, он по существу воевал за них. В свое время он служил в первом Нерчинском полку у генерала Врангеля. Тогда его чуть не судили за избиение адъютанта. (Тот не сумел вовремя найти барону квартиру).»

— И часто лично вы избивали людей? — спросили его.

— Не так уж часто, но бывало.

В ноябре 1917 года, когда в Читу пришла весть о победе Октябрьской революции, Унгерн сразу же стал набирать отряд для войны с Советской властью.

Попавших в плен красногвардейцев и партизан он истязал, как фашист. Своих солдат за малейшую провинность бил палками, садил на раскаленное железо.

За убийства, грабежи и издевательства советский суд приговорил барона к смертной казни.

Многие из палачей Карийской каторги, как мы уже видели, были тоже разысканы и осуждены. Искала их вся страна, потому что на Нерчинской каторге перебывала вся революционная Россия. Генерал Ренненкампф, проливавший в 1905 году кровь в Чите, долгое время после революции отсиживался в Таганроге, в консульстве. Но стоило ему выйти за ворота, как он был арестован: его ожидала та же участь, что и кровавого Унгерна.

Около двух миллионов помещиков и капиталистов, считая их детей и родственников, бежали за границу. И вскоре в иностранных газетах стали появляться такие объявления: «С десяти часов-вечера песни цыганского хора под управлением князя Голицына». (Объявление берлинского ресторана «Альказар»). «Баронесса Фрейгельдт ищет место гувернантки в приличной семье». (Объявление в белградской газете).

В Турции, в константинопольском ресторане, князь Гагарин стал швейцаром. Графиня Медем нанялась судомойкой (в рестораны тянуло, видно, по старой привычке).

Другой князь Голицын устроился в Париже и прислал в свое бывшее имение бранное письмо: «Грабьте, подлецы, все мое добро, грабьте. Только липовой аллеи не трогайте… На этих липах я вас, мерзавцев, вешать буду, когда вскоре в Россию вернусь».

Этим мечтам князя уже никогда не суждено было сбыться. В 1922 году он собрался было в Маньчжурию, прочитав в газетах, что «из Харбина выехала группа офицеров, завербованных Лохвицким в отряды, организуемые Шильниковым в Хайларе, для захвата Онона и нападения на 86 разъезд».

Но вскоре об этой группе пришло новое сообщение: отряд Шильникова Народно-освободительная армия перевербовала на тот свет. Пришлось князю Голицыну устраиваться шофером такси и утешаться тем, что у царя шофером был тоже князь.

После бегства Семенова за границу его имя много лет не сходило со страниц иностранных газет. В Японии он продал авиационные моторы, закупленные в свое время для армии, и решил перебраться во Францию. Однако французское правительство, опасаясь возмущения народа, не разрешило палачу Забайкалья въехать в Париж. Не пустили его в Шанхай. В Америку приехать Семенову удалось, но там его арестовали. Его обвиняли в убийстве американских женщин в 1918 году (вероятно, из числа сотрудниц технической миссии или торговой фирмы). В 1922 году американские газеты сообщали: «При освобождении Семенова из тюрьмы под новый залог он был встречен враждебной демонстрацией многотысячной толпы народа»; «атаман Семенов, выпущенный из Вашингтонской тюрьмы под поруку, едва не был растерзан американской толпой и русскими беженцами».