Петр Петров - Борель. Золото [сборник]

Катя смотрела на Вандаловскую, дрожала от волнения. Но Татьяна Александровна стояла, невесело улыбаясь Стукову, вздрагивая только уголками губ.

— Не по существу, товарищи женщины! — Катя старалась высунуться выше, приподнималась на носках. — В Советской республике нет такого закона, чтобы связать людей, если они не нравятся или, допустим, характером не сошлись!

— А ты заколись своим карахтером!..

— Научилась языком…

— Из молодых, да ранняя!

Катя вертелась во все стороны. Но неожиданно пришла помощь. Тут соседки не преминули свести счеты за перешедшие в давность обиды. Из задних углов напорно, как прорвавшаяся сквозь плотину вода, хлынули возражения.

— Чего подтыкаете людей получше себя?

— И в сам деле… Пришли дело решать, а не сплетки вить!

— Лукерье самой-то надо оглянуться. За пятым мужиком живет, и тот по чужим подолам ударят!

— Да кто на такие кости озарится?..

— А Машка-то че трепится… Давно ли к старателям со своей рогожкой ходила!

— Это, вишь, ничего… Теперь в честные попала, замужем-то!

Появление на сцене Татьяны Александровны было неожиданным. Шум прекратился. Она выступала перед женщинами в первый раз. И в первый раз по-настоящему они присмотрелись к ней.

— Картина и картина, — шептались соседки.

— Ну, куда же там Варваре брюхатой.

— Скажи, и ухом не ведет… Другая бы утопилась.

— На то оно и учение… Стыда у них мало…

— И стыдиться-то нечего… Что Гурьян, что она — хоть куда парочка… В рамку врезать.

Татьяна Александровна коротко сказала:

— Товарищи, я считаю главным не это… Если Гурьян пожелает уйти от меня, то я не скажу ему ни слова… Я за ним не гонялась, случилось все само собой. Так же случается и со всеми вами. Такое время, что насильно любить никого не заставишь… И я, не обижаясь на брошенные здесь оскорбления, приветствую советскую законность, разбившую рабские отношения между мужчиной и женщиной. Если люди в совместной жизни ничего общего и интересного не находят, они неизбежно перегрызутся, как цепные собаки, их нужно разъединить. Мне неприятно только одно, что мы все еще не научились отличать общего от частного. Дело идет о нашем отношении к людям, которых на днях будут судить. Вы знаете этих людей, знаете, чем был и чем стал Улентуй, а все свели на мелочи, на недостойные советских гражданок перебранки.

Сама не ожидая того, Татьяна Александровна сошла с трибуны под рвущиеся выкрики:

— Поддерживаем!

— Есть что и послушать!

— Видно твою работу!

— Не пошла с теми!

И когда лукаво улыбающийся Стуков зачитал резолюцию о применении меры наказания вредителям, зал шумно аплодировал.

Вандаловская и Катя вышли из клуба в окружении сочувствующих, отвечая на перекрестные вопросы. А когда остались одни, Татьяна Александровна взяла Катю под руку и вздохнула:

— Мало мы работаем с женщинами, и поэтому отхлестали нас… Тяжело, Катюша, казаться веселым и холодным, когда сердце болит.

— Мне за вас обидно, — все еще волновалась Катя.

— Я этого давно ожидала… Теперь разрядку сделали, но лучше бы отсюда уехать… Я думаю просить перевода на Хилган… сил нет…

— И не воображайте, Татьяна Александровна.

Были бессонные ночи, а в ночах приходили сомнения, черные, как таежные вороны. От дум уставал и затемнялся мозг, не привыкший к крутым изворотам. Были соратники, готовые на самопожертвование, но шныряли повсюду прямые и косвенные враги.

Может быть, оттого и силы Гурьяна, отличающегося выносливостью, после ранения восстанавливались медленно, и не было в директоре прежней кипучести. Это замечал сам, высиживая в квартире положенные врачами сроки. Татьяна приходила с работы поздно. Она приносила новости с производства, а после ужина садилась за пианино. Он оживлялся.

Все это для Гурьяна было новым, интересовало, рассеивало темные мысли. Но утром снова чувствовал одиночество и бесплодность уходящих дней, умножающих тоску бездельем. Плохо чувствовала себя и Татьяна Александровна. Пережитое не прошло бесследно. Сторонники Варвары не давали успокоиться. Вандаловская убеждала себя, старалась держаться ровно, невозмутимо, но это не всегда удавалось. Стала раздражительной дома и на работе. Не один раз показала Гурьяну женские слезы. Нужно было принимать меры, лечить. Гурьян не выдержал и вышел на работу. Он только теперь окончательно понял, как удачно и целесообразно кроме мастерских была расположена новая база главных производственных частей рудника. При помощи Бутова он поднялся на боковую площадку главного транспортера и крепко сжал руку помощника.