Рафаэль Сабатини - Венецианская маска

Он лежал совершенно неподвижно. Мелвил медленно и осторожно двинулся вперед и подобрал пистолет, выпавший из руки гражданина Лебеля.

Он презрительно коснулся носком лежащего.

— Вставай, каналья.

Но в то же мгновение он обратил внимание на подозрительную безвольность, податливость тела. Приглядевшись внимательнее, он заметил на полу расплывающуюся лужицу крови. А затем его взгляд упал на острие опрокинутой железной подставки для дров. Оно было темно-красным. Он понял, что при падении Лебель ударился о него головой, и оно пробило ему череп.

Затаив дыхание, Мелвил опустился на колено возле тела, засунул руку под одежду на груди, чтобы нащупать сердце. Человек был мертв.

Мелвил поднялся, дрожа и чувствуя тошноту. На минуту шок от сознания этого непроизвольного убийства парализовал его. Когда же он вновь обрел способность соображать, физическая тошнота вытеснилась паникой. В любой момент мог войти хозяин или кто-нибудь еще и застать его возле тела человека, обладавшего серьезным авторитетом среди французов, которые, оказывается, если не официально, то фактически хозяйничают в Турине. После происшедшего он перед французским комендантом предстанет в положении ничуть не лучшем, чем если бы последнего вызвал Лебель. Не было такого оправдания, которое бы спасло его или помогло ему. Следствие по установлению его личности, если они вообще будут себя этим утруждать, лишь предоставило бы подтверждение намеренного убийства.

Оставалось бежать немедленно, но даже тут шансы были ужасающе малы. Он мог заявить, что передумал и продолжит свою поездку этой же ночью, сейчас же, и потребовать подготовить дорожную карету. Но пока будет готов форейтор, пока будут запрягать лошадей, неизбежно кто-нибудь войдет к нему в комнату. Сам вызов кареты должен вызвать подозрение и сомнения. И все-таки он должен пойти на эту абсурдную попытку. Иного выбора не было.

Он быстро подошел к двери и распахнул ее. С порога, протянув руку за шляпой, он напоследок с ужасом окинул своими блуждающими — а обычно такими спокойными и твердыми — серыми глазами неподвижную фигуру у камина, уставившую взгляд в потолок.

Он вышел, закрыв за собой дверь до щелчка задвижки, прогремел по ступенькам, вызывая хозяина голосом, резкость которого почти удивила его самого. К тому же, в смятении, он продолжал говорить на французском языке.

Хозяин появился в одной из дверей, когда Мелвил был у подножия лестницы.

— Да, гражданин депутат, — произнес хозяин, подойдя на пару шагов и кланяясь с величайшим почтением. — Надеюсь, английский джентльмен согласился уступить вам.

Мелвил был ошеломлен.

— Э… уступить мне?

— Уступить вам своих лошадей, я имел в виду.

Хозяин в ожидании смотрел на него. Инстинктивно, еще не поняв, какую выгоду можно извлечь из этой странной ошибки, Мелвил воспрял духом. В этот момент он увидел свое отражение в зеркале на стене, и ошибка хозяина стала понятной. На нем была широкополая шляпа Лебеля, вздернутая а-ля Генрих IV, с трехцветным плюмажем и трехцветной кокардой.

Он приободрился и ответил рассеянно:

— Ах, да. Да.

В мгновение ока Мелвил осознал все, чем способствует ему эта путаница лиц. Он был того же роста и телосложения, что и Лебель. На нем был такой же серый редингот, а хозяин, по-видимому, не заметил отсутствия депутатского пояса. Оба — он и Лебель — приехали поздней ночью, их видели очень мало, причем в плохо освещенном коридоре. Самым характерным и весьма заметным отличием между ними была увенчанная плюмажем шляпа депутата. Но теперь она красовалась на Мелвиле. Кроме того, если по приезде Мелвил говорил по-итальянски, то теперь он воспользовался языком, на котором разговаривал с Лебелем. Поэтому, даже не видя его, хозяин уверился в том, что его вызвал француз.

Все это он понял в ту секунду, что была между словами «Ах, да» и повторением «Да». Мелвил тотчас оценил, как наилучшим образом он мог использовать ошибку хозяина к своей выгоде. Самая грозная опасность заключалась в том, что могли войти в его комнату наверху, пока он ожидал карету.

Ему следует предотвратить это и надеяться, что за выигранное время он рассчитает следующий шаг. С этой целью он быстро заговорил:

— Вы можете распорядиться запрягать лошадей и приготовиться форейтору. Я вскоре выйду. Но сначала мы с английским путешественником займемся делом — очень удачная встреча. Нас нельзя беспокоить ни в коем случае. Вы поняли? — спросил он, возвращаясь к лестнице.