Ольга Елисеева - Наследник Тавриды

Воронцов передернул плечами.

— Судить вам, государь. Я своему долгу не изменял.

— Но у вас репутация фрондера.

«А у вас грубияна!» — Граф не сказал этого вслух. Но Никс почему-то догадался.

— Я привык говорить прямо. Это мне вредит.

— Я же привык говорить, исходя из пользы службы. Что не всем нравится.

Воронцов чувствовал, что сейчас император решает вопрос: оставить его на прежней должности или нет.

— Я поясню, к чему мои вопросы, — сказал Николай. — Генерал Витт, прибывший в Таганрог незадолго до смерти моего брата, указал на вас как на сообщника злодейства. Заговорщики рассчитывали, что во время мятежа вы перейдете на их сторону.

Повисла пауза.

— У Витта есть причины желать моего устранения, — проронил сквозь зубы Михаил.

— Я знаю, — невозмутимо подтвердил собеседник. — Но вот что худо. Статский советник Вигель доносит из Кишинева, что при аресте полковника Липранди вы позволили ему уничтожить все бумаги.

— Я не верю, что он виновен, — отрезал Михаил Семенович.

Николай сдержанно рассмеялся.

— Вам невредно будет посидеть на следствии, послушать этих людей. Кстати, один из них, Кондратий Рылеев, утверждает, что общество образовалось тогда, когда вы сделали предложение покойному императору об освобождении крестьян.

— Ваше величество, — Воронцов не выдержал, — я никогда не состоял в тайных союзах. Но как пять лет назад, так и сейчас, мое мнение о крепостных не изменилось. Если за него угодно привлечь меня к суду…

— Не угодно! — Никс затряс рукой. — Крепостное право — зло, для всех ощутимое. Однако если забрать крестьян у помещиков даром, разорятся дворяне. Если возложить выплаты на хлебопашцев, придет такая нищета, по сравнению с которой сытое рабство — дар небес.

— Но надо что-то делать.

— Будем выкупать, — твердо сказал император. — За казенный счет. Пусть медленно. Это единственный честный путь.

«Дай-то Бог», — подумал наместник.

— Хорошо. — Николай неожиданно улыбнулся. — Я верю вам.

— Почему?

— За вас ручается человек, которому я доверяю даже свою голову. — Царь указал вперед.

Михаил Семенович поднял глаза и заметил на углу красного здания Монплезира долговязую фигуру Шурки. Николай уже собирался откланяться, но Воронцов рискнул задержать его.

— Ваше величество, позвольте…

Император с легким раздражением поднял брови.

— Родственники моей супруги, сыновья генерала Раевского Николай и Александр привлечены к делу. Нет ли хоть малой возможности проявить милосердие?

— О, да! Давайте всех помилуем! — Никс чуть не взорвался. — Поздравим с участием в тайном обществе и вручим по Георгиевскому кресту! Мне искренне жаль Николая Николаевича. Его заслуги и преклонные лета… Но как вы думаете, в том, что у него оба зятя и оба сына заговорщики, нет никакой его вины?

Михаил Семенович молчал, понимая, что навлек на себя гнев. Но император отходил также быстро, как вспыхивал.

— Единственный, кто серьезно пострадает из близких Николая Николаевича — Серж Волконский. Бедная Мари! Что же до ее братьев, то тут забавный случай. Донос на них написала их же любовница Собаньская. Она в связи с польскими заговорщиками. Ей веры нет. Родственники вашей жены вскоре окажутся на свободе. Вы довольны?

Воронцов не мог бы поручиться. Мысль о том, что Александр Раевский снова будет маячить где-то рядом, ему крайне не нравилась. Но что делать? Лиза попросила. И он попросил.

Утром Александра зашла к матушке и застала там Орлова, сидевшего возле Марии Федоровны на софе. Пожилая дама держала Алексиса за руку и, кажется, утешала его. Уже было известно, что Мишель замешан в заговоре. Видимо, на лице у молодой императрицы отразилось участие. Генерал немедленно встал и поклонился ей, не смея просить руку для поцелуя. Она сама протянула ее.

— Поддержи его, Саша, — молвила Мария Федоровна. — Он должен говорить с государем.

На лице Алексея отразилось смятение.

— Ну, пойду. Надеюсь на Бога.

В кабинете у Никса беспрестанно хлопали двери. Кто-то входил и выходил. Невозможно было улучить минуту, чтобы остаться наедине.

— Ваше величество, — голос выдал генерала.

Николай вздрогнул и обернулся.

— Плохие дела, Алексей Федорович. Много показаний на него . — Государь сделал знак оставить их одних. — Что бы вы ни сказали в оправдание брата…

Орлов опустился на колени.

— Я был готов жертвовать собой четырнадцатого. Я сделаю это в любой другой день. Я не увижусь с ним более никогда. Но помилуйте, помилуйте его…