Поль Феваль - Юность Лагардера

Впервые в жизни он принял решение отступить. Не давая противнику притронуться к себе, он шаг за шагом безмолвно продвигался к выходу.

— Остановите его! Можете ранить, но не убивайте! Он нужен мне живым! Нападайте все разом! — крикнул синеглазый дворянин, но в ответ раздался звонкий голос Лагардера:

— Не раните и в плен не возьмете! Ваш покорный слуга, сударь! Вы хорошо фехтуете, только вам не хватает хладнокровия. Ваш покорный слуга! Мы еще увидимся, обещаю! Слово Лагардера!

Дальнейшее произошло молниеносно. Наемники, завербованные Злой Феей, так и не поняли, что случилось… Одного из них Анри, схватив за шиворот, швырнул в ноги дворянину, который жаждал пленить его; второму подставил подножку, и тот растянулся рядом с другими на полу, а третьему нанес такой удар в лицо, что кровь полилась у него изо рта и из ноздрей. Вопли смешались с пистолетными выстрелами, коридор заполнился дымом, и все услышали презрительные слова Лагардера:

— Эти канальи недостойны моей шпаги!

Хлопнула дверь. Юноша уходил, распевая песню, написанную Люлли для солдат маршала Тюренна:

…Фортуна женщина, и она дарит свою милость тем, кто пришелся ей по нраву. В эту ночь она встала на сторону добродетели, доблести и справедливости… Карета, в которой сидели госпожа Миртиль, ее достойный супруг Кокбар и Армель с кляпом во рту, во весь опор мчалась к Сен-Клу. Внезапно, на крутом повороте, у нее лопнула ось.

Похитителям пришлось остановиться. Пока бакалейщик изрыгал проклятия, а Злая Фея злобно шипела, их сообщники безуспешно пытались справиться с поломкой. Полчаса пролетели, как один миг, и стало ясно, что здесь нужен каретных дел мастер…

Тогда Миртиль, которая не в силах была унять нервную дрожь, как будто таинственный голос предупреждал ее о близкой опасности, решила, что экипаж следует оставить под присмотром одного из bravi, a самим идти пешком в Сен-Клу, где за любую цену нанять какую-нибудь повозку. Спящую девушку можно выдать за больную…

Именно в этот момент Гастон де Варкур острым глазом моряка углядел зеленую карету и вскричал, обращаясь к своим людям:

— Вот они! Смелее! Их ждет виселица! Стрелять во все, что движется!

В карете Марипоза и графиня Жанна с непоколебимой решимостью открыли ящик с пистолетами и высунулись из дверей, готовые открыть огонь.

— Пли! — скомандовал виконт.

Кромешную тьму разорвали яркие вспышки. Раздались пронзительные вопли: несколько человек вылетело из седла. Остальные открыли ответный огонь. Пули свистели у виска графини… Она продолжала стрелять, вынимая один за другим пистолеты из ящика. Поглощенная схваткой, стараясь целиться точнее, она не заметила, как у правой дверцы молодая испанка, вздрогнув, повалилась на колени и затихла…

Внезапно она услышала знакомый голос, гремевший подобно боевой трубе:

— Лагардер! Лагардер!

Факельщики графини де Монборон, едва заслышав стрельбу, благоразумно отступили, справедливо полагая, что представляют собой отличную мишень. Поэтому схватка, проходившая в темноте, была довольно сумбурной. Гремели выстрелы, сверкали шпаги — не принося никому особого вреда. Варкур, Лагардер и люди графини Жанны с яростью нападали на сообщников Миртиль.

Те продержались не более десяти минут.

Вскоре бой прекратился, ибо сражаться было уже не с кем.

Подошедшие факельщики осветили три трупа. Дорога была усеяна большими пятнами крови…

В зеленой карете лежала Армель, усыпленная снотворным средством Злой Феи.

Миртиль спаслась бегством. Пользуясь суматохой, она вскочила на круп лошади за спину Марселя де Ремайя, а Жоэль де Жюган подхватил к себе ее мужа. Они галопом неслись в сторону Нанта, словно по пятам за ними гналась сама смерть…

Через полчаса Гастон де Варкур привел на место схватки ночных дозорных, и вскоре те уже составляли протокол.

Армель, сонная и то и дело трущая себе кулачками глаза, все же смогла дать показания; графиня Жанна сообщила то, что узнала от несчастной Марипозы Гранда. Все факты подтверждали виновность Злой Феи. Лишь Анри не счел нужным говорить о засаде в доме с зелеными ставнями.

Прошло две недели. Утром, около одиннадцати часов, перед Оливье де Совом, который накануне передал письмо и рапорты губернатора Жана Дюкасса господину Поншартрену, государственному секретарю, морскому министру и министру королевского двора, открылись двери кабинета Людовика XIV.