Бернард Корнуэлл - Гибель королей

– Сомкнуть ряды! – заорал я. – Сомкнуть щиты! Сомкнуть щиты! Вперед шагом!

Наши щиты перекрыли друг друга. Мы часами отрабатывали этот маневр. Образовалась плотная стена, и мы медленно двинулись вперед, к краю канавы, чей скользкий и крутой склон облегчал нам задачу убивать. Один из упавших датчан приподнялся и попытался подсунуть свой меч под мой щит, но я пнул его в лицо подбитым железом мыском сапога и сломал ему нос. Он покатился вниз, а я уже разил «Жалом осы», находя щель между двумя щитами противника. При каждом ударе лезвие легко рубило кольчугу и входило в плоть, и я обязательно смотрел в глаза противнику. В какое-то мгновение я увидел, как на меня опускается топор, но меня прикрыл своим щитом Сердик. От мощного удара щит в руках Сердика дернулся и задел меня по голове. Я на секунду оглох и ослеп, но «Жало осы» не выпустил. К тому моменту, когда мое зрение прояснилось, Ролло успел зацепить топором вражеский щит, и я быстро вонзил меч в открывшуюся щель. Я увидел, как лезвие вошло в чей-то глаз, и повернул его, а потом принял на свой щит удар неимоверной силы, такой, что разошлись деревянные планки.

Кнут не терял надежды добраться до меня. Он орал, чтобы его пропустили, и это было глупостью, так как ради того чтобы освободить место своему лорду, датчанам нужно было разомкнуть ряды. Кнут и его люди в безумном отчаянии пытались сломить нашу стену из щитов и при этом забывали смыкать свои щиты. К тому же на их пути была серьезная преграда в виде канавы, и двое моих людей копьями сбрасывали в нее всех, кто жаждал перебраться на нашу сторону. Кнут споткнулся об одного из упавших и повалился на землю. Я увидел, как топор Райпера обрушился на его шлем. Удар был скользящим, но достаточно сильным, чтобы оглушить его. Кнут так и не поднялся.

– Они умирают! – закричал я. – Прикончить всех ублюдков!

Кнут не погиб, его люди оттащили его прочь, и на его место пришел Сигурд Сигурдсон, тот самый щенок, который поклялся убить меня. Глядя на меня безумными глазами, он что-то проорал и перепрыгнул через канаву. Я замахнулся своим поврежденным щитом, открывая ему цель, и он, как дурак, эту цель принял. Он сделал выпад своим мечом, «Огненным драконом», метя мне в живот, но я опередил его. Я опустил щит и отвел его клинок в сторону, между собой и Ролло, и вонзил «Жало осы» ему в шею. Он забыл преподанные ему уроки, он забыл, что нужно защищать себя щитом, и короткое лезвие моего меча прошло под его подбородком, вонзилось в рот, ломая зубы, разрезая язык, круша маленькие носовые косточки, и врубилось в мозг. На какое-то мгновение он повис на моем мече. На мою руку хлынула его кровь, и я сбросил мальчишку с лезвия и ударом наотмашь сбил с ног какого-то датчанина. Он упал, но добивать его я предоставил другим, потому что на меня уже надвигался Оссител. Он обзывал меня немощным стариком, а я чувствовал, как по моим жилам разливается азарт битвы.

Этот безумный восторг. Наверное, такой же восторг каждый день испытывают боги. В такие мгновения кажется, будто мир вокруг замедляется. Ты отчетливо видишь нападающего, видишь, что он что-то кричит, однако ничего не слышишь. Ты знаешь, что именно он сейчас сделает, но он движется так медленно, а ты – так стремительно. Ты уверен, что поступаешь правильно, что будешь жить вечно, что твое имя будет начертано на небесах и освещено сиянием славы, и ты чувствуешь себя богом войны.

Оссител все же добрался до меня, и вместе с ним на меня ринулся датчанин, который хотел зацепить топором мой щит, но я в последнюю секунду завалил на себя верхний край щита, и топор лишь скользнул по раскрашенному дереву и задел своего хозяина. Оссител обеими руками сжал рукоятку меча и замахнулся, однако мой щит никуда не делся, удар пришелся на обитый металлом край, и меч застрял в моем щите. Я резко выдвинул щит вперед, Оссител закачался, и я пырнул его «Жалом осы» из-под щита. Я вложил в этот коварный удар всю свою старческую силу и почувствовал, как лезвие, разрезая на своем пути плоть, полоснуло по берцовой кости и вонзилось в пах. И вот тут я услышал его. Его вопль взмыл в небо, а я еще сильнее налег на меч, и хлынувшая из него кровь окрасила остатки льда в канаве.

Йорик увидел, как его отважный телохранитель упал, и это зрелище остановило его у противоположного от нас края канавы. Его люди тоже остановились.

– Щиты! – закричал я, и мои люди, выстроившись, сомкнули щиты. – Ты трус, Йорик, – крикнул я, – жирный трус, свинья, извалявшаяся в дерьме, ты собачье дерьмо, слабак! Прыгай сюда и умри, ублюдок!