Виталий Гладкий: Вечный хранитель

Удивительно, но почти никто из мужиков не надел сапог. Все были в лаптях, лишь старейшины щеголяли в ичигах на мягкой подошве. Наверное, ичиги в жманьской «гвардии» были чем-то вроде звездочек на погонах офицеров. Впрочем, Глеб быстро разобрался, зачем мужская половина Жмани переобулась. Похоже, предстояла охота, а зверя лучше выслеживать именно в таких лаптях-тихоходах: и подкрадываться сподручней, и едкий запах юфти, смазанной сапожным кремом или жиром, не шибает будущей добыче в нос, предупреждая об опасности, и ноги не набьешь.

Но где же Жук? Глеб озабоченно нахмурился. То, что его на время удалили из «терема» бабы Глаши, в общем, понятно. Но пора бы ему уже и объявиться…

Неожиданно раздался топот копыт, и по улице промчалась Мария-Мариетта. Волк, как обычно, следовал за ней — стелился над землей длинными прыжками, словно летел. Девушка была одета в «амазонку», строгий женский костюм для верховой езды, — рубашка под горло, жилет, камзол и бриджи в обтяжку — в комплекте с высокими хромовыми сапогами. Черные, как смоль, волосы Марии были аккуратно подобраны и покоились в ажурной сетке, украшенной жемчугом.

«Наверное, сегодня она играет свою главную роль — мудрой предводительницы племени, поэтому и оделась соответствующим образом», — не без горькой иронии подумал Глеб. Его грызла обида, что Мария-Мариетта ушла, не попрощавшись с ним — по-английски. Что это — ее прижала насущная потребность или она таким образом выразила ему свое пренебрежение?

Увидев Тихомирова-младшего, Мария придержала коня так резко, что он взвился на дыбы. Какое-то время Глеб и девушка пристально смотрели друг другу в глаза, будто пытаясь в них что-то прочесть. При этом и Мария, и Тихомиров-младший не проронили ни слова — девушка неизвестно по какой причине, а Глеба переклинило. Да и что он мог сказать?

Лицо девушки было совершенно бесстрастным. Казалось, что она смотрит на незнакомого человека, будто и не было ночи сумасшедшей любви. Мало того, в ее темных глазах время от времени проскакивали искорки гнева. «Что с ней? Или я в чем-то провинился?» — встревоженно думал Глеб. И тут же в душу скользким гадом проскользнуло извечное мужское сомнение: «Неужто она решила, что в постели я оказался не состоятельным?!»

Едва эта мысль угнездилась в его голове, как девушка ударила жеребца пятками под бока, и он снова сорвался с места в галоп. Волк подошел к Тихомирову-младшему, обнюхал его (у Глеба душа ушла в пятки; волчара и впрямь был размером с дога, только гораздо мощней), примирительно заурчал, оскалив зубы (улыбнулся?!), и последовал за своей госпожой.

Глеб вдруг почувствовал слабость в ногах и присел на скамейку возле ворот. Ему вдруг все стало безразлично.

«Пора домой… — думал он вяло. — На вождя племени я не тяну — это и ежу понятно, а ковыряться тут в земле нет никакой охоты. Жук… А что Жук? Факир был пьян и фокус не удался. Я ведь не обещал ему золотые горы. Фарт сначала поманил, а затем помахал крылышками. Так бывает. Да и местечко здесь… не нравится мне здешняя атмосфера. Тут есть какая-то тайна, но у меня почему-то нет никакого желания ее разгадывать…»

В мрачной задумчивости Глеб просидел на скамье не менее двух часов. Он так ушел в свои нерадостные мысли, что не заметил, как откуда-то появился Антип и сел рядом с ним. Он был чем-то сильно озабочен и непривычно строг. Антип даже не поприветствовал Глеба. Тихомиров-младший покосился на него и тоже промолчал. «А не пошли бы они все!..»

Настроение у него было — хуже не придумаешь. И его причину далеко искать не приходилось — вон она, на опушке леса, гарцует на своем белом одре. Все, как в старом еврейском анекдоте — ни мне здравствуй, ни тебе спасибо, ни нам до свидания. Почему?!

— Вы нарушили наш закон, — сказал Антип, словно подслушав мысли Глеба.

— Вы? Кто это — вы?

— Ты и твой друг.

— Слазьте — приехали… О чем речь? Я ничего не нарушал. Может, это Антон что-то там набедокурил? Что касается Жука, то мне он не друг, а приятель — скажем так. Я не могу отвечать за взрослого самостоятельного мужчину.

— Это неважно — друг он твой или приятель. В Жмань привел его ты.

— Да, привел я. Извините, но о каком законе идет речь?

— Твой… приятель совершил страшное святотатство — он украл Священный Огонь.

— Пардон, я не понимаю… Что такое Священный Огонь? И как его можно украсть? Жук что, головешку из костра стибрил?

— Он украл из Святилища Неопалимой Купины ларец. Да, да, тот самый ларец… Негодяй!