Виталий Гладкий - Подвеска пирата

Карстен Роде осторожно просунул лезвие в щель между дверным полотном и самой коробкой. И начал по миллиметру сдвигать засов. Когда наконец дело было сделано, капитан взмок от пота — так он сильно волновался.

И зря. Два стража сидели, прислонившись спинами к борту, и спали мертвецким сном. Наверное, они тоже, как и их товарищи, изрядно угостились доброй выпивкой, несмотря на строгий наказ капитана пребывать в полной трезвости и стеречь пленников гораздо лучше, чем свои загубленные морским разбоем души.

Тихо закрыв дверь и вернув засов на прежнее место, Карстен Роде первым делом осмотрелся. Стояла белая северная ночь, а в ее призрачном свечении хорошо просматривался пинк «Двенадцать апостолов» с зарифленными парусами — когг тащил его на буксире. Судя по тому, как судно Карстена Роде кидало из стороны в сторону, он понял, что за штурвалом или вообще никто не стоит, или матрос пьян в стельку.

Остальных кораблей Голштинец не увидел. Об их участи можно было лишь гадать. Скорее всего, каперы увели суда каравана в какую-нибудь тайную гавань среди шхер, где их разгрузят, а потом затопят, так как старые тихоходные посудины непригодны для пиратского промысла. Что станется с командами, об этом капитан старался не думать...

Клаус Тоде кивком головы указал в сторону сонных каперов и выразительным движением чиркнул большим пальцем по своему горлу. Роде отрицательно покрутил головой — это лишнее. Если побег окажется неудачным, их всего лишь вернут на прежнее место, в «амурную» каюту. Но если при этом они убьют своих стражей, тогда ничто и никто не удержит поляков от расправы над пленниками, даже капитан Ендрих Асмус.

Карстен Роде прихватил с собой лишь кутласс, валявшийся на палубе возле одного из спящих. Видимо, соня изо всех сил пытался сопротивляться морфею и держал клинок в руке, чтобы таким образом как-то взбодриться. Однако хлебное вино московитов [36] Хлебное вино — русская водка. Высшим сортом считалось «вино двойное», чрезвычайно крепкое. оказалось гораздо сильнее его воли и служебного рвения.

Перебраться на «Двенадцать апостолов» не составило особого труда даже для грузного Клауса Тоде — судно вели на коротком поводке. Конечно, был риск, что их сможет заметить рулевой-поляк на пинке, но иного выхода просто не существовало. К тому же Карстен Роде полностью удостоверился, что его корабль отдан на милость волн, и первым перебрался на «Двенадцать апостолов».

Для этого ему, как и боцману, пришлось немного поползать по палубе, прячась за надстройками и разным барахлом, — чтобы не заметил матрос за штурвалом. (Вахтенного офицера «Короны» нигде не было видно; наверное, он, как и остальные пираты, уснул под винными парами.) Затем дело пошло гораздо быстрее: Клаус Тоде взял кусок тонкого, но прочного каната, которым был связан, накинул его на буксирный трос, вцепился руками за оба конца, и съехал на нос пинка как на салазках, благо бушприт «Двенадцати апостолов» находился ниже кормы когга.

Как и предполагал Карстен Роде, рулевой спал, обняв штурвал. То, что его мотало туда-сюда, матросу было нипочем. Судя по внешнему виду, этот старый морской волк привык к любым житейским перипетиям. Поэтому Карстен Роде пожалел его и не стал убивать, лишь оглушил. В своей каюте он нашел еще троих поляков, но они находились в сильнейшем подпитии, приняли капитана за своего и кинулись к нему обниматься.

Железный кулак Клауса Тоде быстро восстановил статус-кво, и вскоре вся четверка пиратов сидела под замком, недоумевая, за какие грехи впала в такую немилость. Пьяные до изумления поляки думали, что их подверг наказанию сам капитан Ендрих Асмус.

В трюме Карстен Роде нашел лишь раненного в плечо Ганса Дитрихсена и двух своих матросов; один из них уже отдал Богу душу, а второй собирался последовать туда же. Дитрихсен посмотрел на Роде как на привидение и неожиданно расплакался. Похоже, он уже похоронил себя.

Клаус Тоде нашел полную бутылку и без лишних слов силком влил в штурмана минимум половину пинты [37] Пинта — одна английская пинта равняется 0,568 л. крепкого вина. А затем схватил топор и побежал рубить буксирный конец. Вскоре когг исчез в туманной дымке, а пинк остался посреди пустынного моря словно неприкаянный «Летучий голландец» — практически без команды и без парусов, так как они по-прежнему оставались убранными.

Небольшое суденышко, северный коч [38] Коч — одномачтовое плоскодонное однопалубное парусно-гребное судно. Длина от 10 до 25 м, осадка 1?1,5 м, грузоподъемность до 30 т. Вмещало 35?40 чел. Малые кочи применялись для плаваний в устьях рек. , только без «коцы» (или «ледяной шубы») — обшивки брусом, предохраняющей судно от повреждения льдами, качалось на волне в устье реки Наровы [39] Нарова — р. Нарва; вытекает из Чудского озера и впадает в Нарвскую губу Финского залива. , словно на качелях. С утра поднявшийся сильный ветер так же быстро улетел дальше, как и появился, и приунывшие было рыбаки повеселели и забросили «гарву» — рыболовную сеть длиною в восемьдесят сажень [40] Сажень — древнерусская мера длины, равная 2,1 м. . Лето заканчивалось, и артельный атаман Фетка Зубака решил попытать счастья — вышел на промысел гольца (или палии) — дорогой и вкусной рыбы из семейства лососевых.