Герман Генкель - Под небом Эллады

Старик умолк, и на бесстрастном лице его мелькнула улыбка. Килон ответил на предложение пространной речью. Он выразил недоверие по адресу Мегакла и архонтов и, высказывая лично за себя намерение отказаться от всего и даже удалиться в изгнание, лишь бы иметь уверенность в действительном облегчении участи афинских граждан путем установления твердых и справедливых законов, закончил речь свою следующим образом:

– Ты, благородный Мегакл, хитер и коварен. Неспроста явился именно ты с предложением мира. Невыгоден тебе этот мир. Но поклянись мне алтарем богини Паллады и молнией громовержца Зевса, и я готов уйти. Поклянись мне от лица своего и всех архонтов, наконец, от имени ареопага, что эти славные сподвижники мои не подвергнутся от вас никакому насилию, и я готов уступить. Тяжело видеть, как страдают товарищи. Голод сильнее меча, и только это, скажу откровенно, побуждает меня к уступкам.

В толпе, обступившей Килона, произошло движение: видно было, что сподвижники его хотели что-то возразить. Но Килон не дал им сделать это. Повелительным жестом руки он удержал их и сказал:

– Итак, Мегакл, ты слышал все. Клянешься ли ты, согласны ли и ареопаг, и архонты поклясться, что мои товарищи останутся невредимыми? Они спрашивают всех вас, стоя под защитой храма Афины-Паллады. Клянитесь же, если можете и хотите искренно сдержать свои обещания: свободу и личную неприкосновенность этих мужей, и справедливые правила о земельной собственности, и облегчение задолженного крестьянству, обещаете ли вы нам?

– Клянемся, клянемся именем Паллады, – ответил, немного подумав, Мегакл. – Завтра на заре вы сойдете с Акрополя и невозбранно вернетесь к своим очагам. Клянусь в том за себя, за товарищей-архонтов, за мудрый ареопаг. Радуйтесь, граждане!

Громкие клики всеобщей радости огласили воздух. Внизу, у подножия горы, произошло сильное движение. В воздух взлетело несколько факелов, и огненно-золотистые искры посыпались дождем во все стороны. Со стен Акрополя отвечали тем же.

Лучезарное солнце только что успело подняться из-за темных волн океана и озолотить своим светом крыши храмов афинского Акрополя, как на площадке перед капищем Паллады Килон уже собрал своих товарищей и обратился к ним с последним прощальным словом. Лицо его было бледно, на лбу, среди бровей, залегла глубокая складка. Видно было, что последнюю ночь этот воин провел без сна, в долгих, тяжелых думах.

– Товарищи! – обратился он к собравшимся. – Вы знаете, за что вы бились тут с согражданами, за что была пролита кровь ваших сподвижников, за что мы терпели страдания брани и муки голода. Идите же теперь по домам и снова мирно примитесь за прерванные дела ваши. В сознании принесенной отечеству пользы и в чаянии близкого освобождения своего народа от тяжелого рабства у евпатридов вы почерпнете силы для дальнейшего существования. Но помните одно, когда меня среди вас уже не будет: не доверяйте слепо евпатридам, а сами настойчиво требуйте проведения в жизнь обещанных законов. Помните, что всякий день проволочки – день гибели нашего общего святого дела. Я удаляюсь к тестю в Мегару, но душой я всегда буду с вами. Если бы когда-нибудь потребовался вам мой меч, вы пришлете мне гонца, и не успеет лучезарный Гелиос дважды совершить дневной путь свой, я уже буду среди вас. И еще помните: не доверяйте коварному Мегаклу. Его клятва непрочна и, может быть, лжива. Пусть каждый из вас привяжет по длинной веревке к алтарю богини Паллады и с ней в руках спустится вниз в город. Только под охраной святыни вы можете быть уверены в своей личной безопасности и неприкосновенности. Внемлите моему совету, и да хранят вас всемогущие боги! Прощайте, прощайте, славные товарищи!

Голос Килона дрогнул, и он, быстро прикрыв лицо свое краем гиматия, отошел в сторону…

Совет вождя товарищи его исполнили в точности. Но у них не хватило нужного для всех количества веревок, чтобы каждый мог привязать свою к алтарю богини, и они связали одну большую общую веревку; держась за нее, они вскоре стали спускаться вниз к городу. У подножия холма, на котором расположен Акрополь, их уже ожидали архонты и огромная толпа народа, безмолвно глядевшая на странное шествие людей, шедших друг за другом, крепко держась одною рукою за веревку, конец которой был прицеплен к алтарю богини Паллады. Выходившие из Акрополя оставили там мечи свои, посвятив их капищу.

На повороте спуска, почти у подножия холма, высилась старинная каменная постройка, храм «добрых богинь» [7] «Добрыми богинями» греки называли эвменид (у римлян – фурии), олицетворение мучительных угрызений совести. . Когда товарищи Килона достигли этого места, которое им пришлось круто обогнуть, тонкая веревка зацепилась за выступ колонны и внезапно порвалась.