Ольга Михайлова - Ступени любви

Донна Лоренца брезгливо поморщилась.

— Они собираются отравить Феличиано? Ублюдки…

— Что им остаётся? Он не мелькает в городе, в замке охрана, значит, нужно купить повара или какого подонка в замке — это по карману и риск невелик. Купят через подставное лицо, дурак и знать не будет, за чьи деньги его повесят. При этом, сама понимаешь, первыми постараются купить наиболее близких к графу людей… и тут уж тебе видней, кто из них дешевле всех.

Донна Лоренца усмехнулась.

— Епископ Раймондо любит Бога. Ормани верит в Бога и сочтёт попытку подкупить его оскорблением. Сукин хвост Энрико боится Бога, а, кроме того, обладает мошной, набитой не менее туго, чем у тебя, сынок.

Эти слова матери вызвали на лице сына насмешливую улыбку.

— Да? А по виду не скажешь, что мой бывший собутыльник — богач. Сегодня на рынке его драной мантией жито просеивать можно было…

— Ты видел его?

— Да, как всегда валял дурака на площади да собирал слухи.

— Если Крочиато не выставляет богатство напоказ, это говорит о его здравомыслии, а не о том, что он беден. А этот Паоло… остался у Реканелли?

— Да… и, по-моему, ему весьма приглянулась юная дочка Родерико. Не удивлюсь, если к нашей следующей встрече найду в нём пылкого республиканца и пламенного врага тирании. Да ещё и страстного влюблённого, пожалуй. Надеюсь, наш человек по-прежнему в доме Реканелли?

Донна Лоренца кивнула и задала вопрос, лежащий весьма далеко от политики, зато куда ближе к материнскому сердцу.

— Ты-то когда женишься, шельмец?

Сын поморщился и промолчал.

— Неужто в чужих землях никого не нашёл?

— Да я и не искал. — Лицо Амадео потемнело. Он перевёл разговор. — Ну, а как поживает граф, мой дружок Чино?

Теперь омрачилось лицо донны Лоренцы. Она вздохнула.

— Это особый разговор. Феличиано изменился. — Мать заметила, что сын поднял на неё глаза, и покачала головой. — Нет, не оподлел и не заболел гордыней, что было бы неприятно, но ожидаемо. При нём по-прежнему Раймондо, Северино, Энрико и брат с сестрой. Чечилия с сестрой Раймондо Делией вернулись перед Пасхой из монастыря. Но и друзья не узнают его. Началось это ещё после смерти Франчески Паллавичини, он… ты не поверишь, вытворял такое… а после гибели Анжелины просто потерял себя. Часами, Катарина говорит, на башне сидит, на город смотрит и молчит. Мне не нравится всё это.

— За последние годы граф Феличиано хоть раз вспоминал обо мне? — твёрдое лицо Амадео окаменело. Было заметно, что он готов к любому ответу.

— Ну, ты уж, — донна Лоренца опешила, — скажешь тоже. Да. И часто. Последний раз спрашивал, приедешь ли ты на весенний праздник, и просил, чтобы я немедленно известила его о твоём приезде.

Лицо Амадео чуть смягчилось.

— Энрико видел меня — граф уже знает, что я здесь. А что произошло с Анжелиной? Толпа на площади судачит, что молодой граф убивает жён. Что за вздор-то?

Донна Лоренца поморщилась.

— Дурная история. Я была тогда в замке у Катарины. Анжелина выбежала из своей комнаты во двор, приказала шталмейстеру седлать лошадей и вместе с сокольничим Пьетро Россето отправилась на охоту, при этом Чино… Феличиано стоял на балконе. Все слышали, что он просил её остаться, но виконтесса заявила, что не сядет с ним за стол. Феличиано… я видела, он сильно побледнел и ушёл к себе. Та же, как сумасшедшая, понеслась в Лысый лесок, Россето догнал её, егеря ехали следом. Тут наперерез белой лошади Анжелины вдруг выпорхнул филин, он перепугал Лакомку, та резко остановилась, потом рванулась вперёд. Подпруга у седла лопнула, и Анжелина на всём скаку слетела с лошади. Местность там болотистая, упади она на мочак — ничего бы страшного, но под головой оказался камень — она сломала шею. Шталмейстер говорил, что все сошлось — одно к одному. Он не хотел давать донне Анжелине Лакомку, она пуглива, но та сама потребовала её — цвет лошади подходил к её шубке, седло он тоже приказал отдать Фаллоро для ремонта, — но нет, донна Анжелина считала его удобным и велела взять его. А на мочаке по ранней весне что делать? — у всех гнезда, птица пуганая да нервная… потомство ведь…

— Что стало поводом для ссоры Феличиано и Анжелины?

— Никто не знает. Граф семейные распри на люди никогда не выносит. Что до друзей, — донна Лангирано пожала плечами. — Его друзья — твои друзья, мозгами они не обижены, но разводят руками. Через месяц после смерти виконтессы умер старый граф — остановилось сердце. Меня тогда не было. Говорят, накануне между старым графом и Феличиано был тяжёлый разговор, но о чём? Бог весть. Сейчас он часами сидит на башне, Катарина говорит, тупо глядит на окрестности. Ещё пять лет назад Нинучча-прорицательница наговорила ему всякого вздора — чтобы он остерегался угрозы роду, не снимал меча, толпы избегал и помнил, что пред Богом ходит. Мы с Катариной подумали, что лучше ему не мелькать в городской сутолоке. Да он и сам так думает.