Ольга Михайлова - Ступени любви

Паоло происходил из обедневшей ветви семьи, породившего нескольких уважаемых подеста в городах на Тосканских равнинах. Выходцем из этого рода был и Андреа Корсини, который в тысяча триста шестнадцатом году избрал монашеское призвание, отказавшись от брака и состояния, став провинциалом ордена кармелитов во Флоренции и прославившись даром чудотворения. Эти сведения, как ни странно, Паоло почерпнул дорогой от своего спутника Амадео, и нельзя сказать, чтобы они произвели на юношу впечатление.

— Что толку от клириков? — воскликнул Корсини, выслушав скучную лекцию о святом, — я предпочел бы иметь в родне банкиров с набитой мошной да людей повлиятельней. Вот ваши предки, видать, от состояния не отказывались… — он с невольным уважением окинул взглядом костюм мессира Лангирано — сшитый по последней моде и весьма дорогой, правда, линий скромных и напоминавший монашеское одеяние.

Собеседник смерил его безмятежным взглядом, в котором не было ни осуждения, ни одобрения, и ответил, что его род — Лангирано дельи Анцано — славится не богачами, а тем, что из всех представителей семьи ни один никогда не зарекомендовал себя глупцом. Все в высшей степени разумные люди и доживают до глубоких седин. Потому к их основной фамилии прибавили слово «анцано» — старейшины. Корсини иронично поинтересовался у Лангирано, а умеют ли эти умники владеть оружием? — памятуя, что в доверенной им миссии графа Паллавичини охрана ларца, который им надлежало доставить в дом мессира Реканелли, была поручена именно ему.

Мессир Амадео спокойно заметил, что этому его тоже обучили, но он не любит оружия, напоследок обезоружив собеседника мягкой благосклонной улыбкой. Корсини удивлялся: его спутник никогда никому не прекословил, однако в гостиницах, несмотря на видимую обходительность, его приказы беспрекословно исполнялись, и чем вежливее улыбался этот человек, тем ниже ему кланялись. Молодой Паоло, надо заметить, так и не смог за время пути разобраться в своём попутчике: роняемые им замечания были по большей части маловразумительны, Корсини понял только, что тот очень странен.

Амадео Лангирано казался старше своих двадцати девяти лет. Слишком резкую линию носа с заметной горбинкой усугублял острый взгляд тёмных глаз, коротко остриженные тёмно-каштановые волосы добавляли лицу контрастности. Живописец сказал бы, что, создавая это лицо, Творец отказался от техники сфумато, но беспристрастный взгляд не отказал бы мессиру Амадео в красоте — той особой красоте Спарты, что лишена изнеженности и лоска, но нравится твёрдостью линий точного резца. Главным же украшением молодого человека были белоснежные зубы, и стоило ему улыбнуться, что, правда, случалось нечасто, лицо преображалось и удивительно хорошело. Хоть мессир Амадео, в отличие от своего спутника, был нетороплив в движениях, прекрасная осанка и высокий рост выделяли его из рыночной толпы.

Выделил Лангирано из толпы и школяр-кривляка, до того поносивший мессира Боско, и, поймав взгляд Амадео, тут же растаял среди прилавков.

Приезжих с самого утра высматривали и из окна палаццо Реканелли. Здесь были все члены семейства, глава рода Родерико, трое его сыновей и дочь Лучия, молодая девица семнадцати лет. Она первой заприметила двух молодых людей, пробиравшихся сквозь толпу к их дому, позвала к окну брата Реджинальдо. Тот кивнул. Да, это были те, кого они ждали. Лучия окинула родню пристальным взглядом. Она знала, что отец вёл переговоры с мессиром Дезидерио Тодерини, и подозревала, что речь идёт о её бракосочетании с сыном мессира Дезидерио — Джулио, но спросить об этом отца никогда бы не решилась.

Лучия поднялась и прошла к камину, остановилась у зеркала, улыбнувшись своему отражению. Она провела последние три года в бенедиктинском монастыре, где зеркал не было вообще, и своё отражение можно было разглядеть разве что в блеклых стёклах церковных витражей, но даже такое, оно льстило ей. Главным её украшением были пышные локоны тёмно-каштановых волос, на солнце золотившихся цветом летнего мёда, и необычайно живые глаза цвета осенней воды горных рек. Лучия присела на стул перед камином, подозвала своего любимца, котёнка Брикончелло, и, забавляясь с ним, предалась сладким мечтам о Джулио Тодерини. Какой он? Она никогда не видела его, но это лишь давало простор фантазии, и воображение нарисовало ей кареглазого молодого красавца с львиной гривой и торсом Геракла — в латах на турнире…