Говард Пайл - Приключения Робина Гуда

Не было в Ноттингемшире харчевни лучше «Синего кабана». Ни одну другую не окружали такие чудные, раскидистые деревья, ни одна другая не была так густо увита жимолостью и ломоносом, нигде не было такого отличного пива и крепкого эля, а зимой, когда завывал северный ветер и снегом заносило кусты, нигде не полыхал такой жаркий огонь, как в очаге «Синего кабана». В такое время здесь всегда можно было увидеть у очага компанию йоменов или поселян: они перебрасывались веселыми шутками, а в чанах с элем покачивались жареные кислые яблочки. Робину Гуду и его товарищам эта харчевня была хорошо знакома, нередко он и его добрые друзья Малыш Джон, Уилл Стьютли и Дэвид Донкастерский собирались здесь, когда лес заваливало снегом. Что до хозяина харчевни, то он умел держать язык за зубами и не болтать лишнего, потому как прекрасно знал, с какой стороны хлеб намазан маслом: Робин и его друзья были завсегдатаями его заведения и лучше посетителей у него не бывало. Они всегда платили по счету сразу, их долг не было нужды записывать мелом на стене за дверью. Поэтому когда Робин Гуд с жестянщиком вошли и потребовали две большие кружки эля, по лицу и речи харчевника никто не догадался бы, что он уже видал Робина Гуда.

– Подожди здесь, – попросил жестянщика Робин, – а я пойду гляну, чтобы хозяин налил нам эля из нужной бочки, – есть у него, я знаю, хороший октябрьский эль, сваренный Витольдом Тамвортским.

С этими словами он вошел внутрь и шепотом попросил харчевника добавить к доброму английскому элю крепкого фламандского вина. Харчевник так и сделал.

– Клянусь Девой Марией, – произнес жестянщик, сделав добрый глоток эля, – этот Витольд Тамвортский – хорошее, кстати, саксонское имя, скажу я тебе, – варит такой крепкий эль, какого сроду не касались губы Уота Яблоневой Дубинки.

– Пей, приятель, пей, – воскликнул Робин, сам лишь слегка смочив губы элем. – Эй, хозяин! Принеси-ка моему другу еще одну кружку. А теперь споем, друг мой дорогой!

– Конечно, любезный приятель, – согласился жестянщик, – я спою тебе песню, ведь такого эля я не пробовал за всю свою жизнь! Клянусь Девой Марией, да у меня уже в голове гудит! Эй, хозяйка, иди послушай мою песню, и ты, милая девушка, иди сюда! Лучше всего я пою, когда глядят на меня красивые глаза.

И он запел старинную балладу о короле Артуре под названием «Женитьба сэра Гевина», которую ты, мой читатель, быть может, прочтешь когда-нибудь, – на славном английском прежних времен. Он пел, и все слушали повесть о благородном рыцаре и жертве, которую он принес королю. Однако задолго до того, как допел жестянщик последний куплет, язык его стал заплетаться и голова закружилась от крепкого напитка, подмешанного к элю. Сначала он стал запинаться, затем неразборчиво произносить слова, после голова бедолаги стала болтаться из стороны в сторону, и наконец он уснул мертвецким сном.

Робин Гуд рассмеялся и проворно достал у жестянщика из-за пазухи бумагу.

– Ловок ты, жестянщик, – проговорил он, – но не так ловок, как ловкий вор Робин Гуд.

Потом позвал он харчевника и сказал ему:

– Вот тебе, добрый человек, ровно десять шиллингов за угощение, которое ты устроил нам сегодня. Позаботься как следует о нашем дорогом госте, а когда он проснется, можешь и с него попросить десять шиллингов. Если у него их не окажется, забирай его суму и молоток, и даже куртку, в качестве платы. Так я наказываю тех, кто приходит к нам в лес со злыми умыслами. Что до тебя, то не знал я еще харчевника, который, если есть возможность, не возьмет двойную плату.

При этих словах хозяин хитро улыбнулся, – не иначе, припомнил крестьянскую поговорку: «Учи сороку воровать яйца».

Жестянщик проспал до самого вечера, пока не вытянулись тени деревьев на лесной опушке. Проснувшись, глянул он вверх, вниз, на запад, на восток, собираясь с мыслями, что разлетелись, как солома по ветру. Сначала вспомнил он о своем веселом сотрапезнике, но того нигде не было видно. Потом вспомнил о своей крепкой дубинке. Ее он держал в руке. Затем вспомнил про пергамент с приказом и про восемьдесят золотых, которые должен был получить за арест Робина Гуда. Сунул он руку за пазуху, но там не оказалось ничего – ни клочка бумаги, ни мелкой монеты. В ярости вскочил он на ноги.

– Эй, хозяин! – завопил он. – Ушел ли уже тот плут, что только недавно был тут со мной?

– Что за плута имеет в виду ваша милость? – спросил хозяин, обращаясь к жестянщику со всей учтивостью, на которую был способен. – Не видал я рядом с вашей милостью никакого плута, потому что никто не осмелится назвать так этого человека, находясь столь близко от Шервудского леса. Был с вами здесь отважный йомен, но, я думал, ваша милость знает его, потому как мало здесь найдется таких, кто не был бы с ним знаком.