Денис Гербер - Заблудшие

Батоха остановился и указал пальцем наверх. Никита понял – дальше придётся лезть, и кивнул буряту.

Скалы здесь разрушились ровными трещинами. Точно ступени выпирали квадратные уступы. Кое-где приходилось подниматься по неровным камням, уложенным так и сяк. Ступая вверх, Никита примечал каждый шаг бурята, и молился, чтобы мокрые ичиги не скользнули, да камень под ногой не ожил. Сорвёшься – костей не соберёшь.

Поднялись довольно высоко, так, что шум реки поубавился. Батоха остановился на ровной возвышенности, с трёх сторон укрытой скалами.

– Вот и пришли, – сказал он. – Баян гол.

– Как понимать?

– Место хорошее, благословенное. Здесь бы дуган возвести.

Никита оглядел открывающуюся внизу панораму. Там, где река пробивалась через каменные щёки, пенился невысокий падун. Ниже начинался густой лес – та самая хубшэ тайга с бесконечными буреломами и непроходимым кустарником. Грубый ворс леса делила река – она извивалась и корчилась, словно грешная душа.

– Дальше что? – спросил Никита.

Батоха одними глазами указал на скалу.

– Тебе внутрь надо.

– Внутрь?

Только сейчас Никита заметил в каменном склоне лаз пещеры.

– А ты? – с деланым безразличием спросил он.

– Не пролезу я, – пояснил бурят, – мальчик только сможет. Всё, что Соелма дала, оставишь внутри. Потом назад.

Как заворожённый Никита смотрел на темнеющий вход. Пещера. С большим удовольствием он бы залез на голую сосну или кинулся в полынью. Узкие ходы всегда страшили его. Даже в подпол спускался без особого желания, а тут – нора в скале, где взрослый может застрять. Никита вспомнил Алёшку Люблина и немного успокоился. Тот был поплечистей и ничего, пролезал.

– Ежели чего – тяни за ноги, – сказал он Батохе и, сгорбившись, ступил в проём.

Пещера оказалась глубокой. Никита опустился на колени и пополз, проталкивая заплечник перед собой. Сначала было светло, камни сверху ещё не слились в окончательный свод, тут и там зияли просветы, мелькало бледное небо. Дальше проход расширился – он не был таким узким, чтобы взрослому мужику застрять. При желании и полноватый отец Зосима протиснулся бы сюда. Почему тогда бурят не полез, да ещё врать стал? Что-то здесь было не так.

Наконец Никита попал в тёмный зал, уходящий в недра скалы. Здесь почти не было света, лишь слабые отголоски дня пробивались позади.

Пару минут он стоял, привыкая к темноте, не решаясь закрыть глаза. Было слышно как воздух со слабым свистом вылетает из ноздрей. Вылетает со свистом, а входит бесшумно. Странно.

Никита различил смутный силуэт человека в глубине залы, там, где была наиболее густая темнота. Человек и был самым тёмным пятном в этом сумраке. Он сидел недвижимо, как будто на коленях. Неужели притаился? Надо поскорее отдать ему всё и убираться.

Зрение окончательно привыкло к темноте. Никита различил деревянные чаши на полу, поставленный на попа обломок дерева. Рядом с обломком – плоские шёлковые свёртки, похожие на малюсенькие доски. Вдоль стены растянулась грубая постель – обычная рогожа, постеленная на еловый лапник.

Медленно, словно опасаясь разбудить хозяина, Никита выложил припасы риса и муки.

Может и не человек это вовсе, а дух горы? Или изваяние, которому подношение требуется. Зачем же чашки и постель? Изваяния не жрут и не спят, тем более в такой закобышной постели – из рогожи и лапника.

Никита шагнул вглубь пещеры, с опаской вглядываясь во мрак. Он ясно слышал шуршание мелких камушков под ногами. Где-то в глубине пещере с каменного свода сорвалась капля и звонко расшиблась. Никита напрягся, готовый опрометью броситься наружу. Только с разбегу и не выберешься, лоб расшибёшь – и всё.

Человек действительно сидел на коленях. Точнее – на бёдрах, потому что колени его выпирали вперёд, а ступни задрались вверх, едва ли не выше пояса. Никита вспомнил: именно так в Хиринском дацане сидел главный, похожий на упитанную девку бурхан. Неужели это он и есть?

На пещерном было просторное бабское платье, не то красное, не то оранжевое – в темноте не понять. Никита различил круглое монгольское лицо с опущенными веками. Голову венчал пучок чёрных волос (или шапка такая?). Руки покоились на бёдрах ладонями вверх. Кожа бледная, как трава под поднятым камнем.

Не околел, ли часом? Никита нагнулся поближе, приблизил ладонь. От тела отшельника исходило едва различимое тепло. Похоже, что живой…

Внезапно прикоснулось что-то прохладное. Никита глянул вниз, а там – рука пещерного держит его пальцы. Он хотел рвануться, но даже шевельнуться не смог. Тело окаменело – может с испугу, а может от каких-то чар. Никита поднял глаза и наткнулся на спокойный взгляд отшельника. Монгол смотрел без интереса. Так глядят на плёс реки с лодки или на догорающий в ночи костёр.