Сергей Мильшин - Ворота Сурожского моря

По пути ему пришлось остановиться, пропуская последних пленных, сгрудившихся у воды, в ожидании пока пройдут остальные. Почти все стояли, не поднимая глаз. На всякий случай, опасаясь нарваться на грубость, Аксюта укрылся за конными охранниками. Но один из ногаев грубо толкнул его ногой:

– Коч отсюда, не стой под копытами.

Степан суетливо отскочил, и тут несколько пленных подняли головы. Первым его узнал один из близнецов, кажется, Борзята, хотя он мог и перепутать:

– Сучий сын! – он прошипел с такой ненавистью, что предатель невольно передернулся, будто ледяной воды плеснули за шиворот.

– Мы тебя все равно достанем, – это пообещал уже второй близнец.

– А если не мы, то другие казаки за нас отомстят. Предатели долго не живут.

– Бог все видит.

Он резко отвернулся, камыши раздвинулись под дрожащей рукой Аксюты. Нырнув в их спасительную густоту, он почувствовал, как холодеют ладони. Страх пробежал по позвоночнику липкой струйкой пота. Теперь они его видеть не могли, и Степан немного успокоился. Почему-то он не чувствовал себя в безопасности, пока на него глазели, пусть и связанные, эти сумасшедшие казаки. Спешно удаляясь вдоль берега, притаптывая и раздвигая высокие камыши, он еще долго слышал позади голоса бывших соседей, обещавшие ему самые страшные кары. Ногаи пленных не затыкали, наверное, считали, что те имеют право высказаться, а может, и сами считали так же. И только удалившись на порядочное расстояние и перестав слышать казаков, он наконец-то перевел дух:

– Ну, ничего, пущай побесятся, теперь они мне не страшны, все скоро у турок и татар окажутся на галерах да в гаремах, – Аксюта свернул на почти невидимую тропинку, уходящую в сторону от берега, и вскоре его спина исчезла в густых камышах.

Дождавшись, когда поредевший отряд – десятка полтора все-таки потеряли – соберется вокруг него, хан одним движением руки выслал вперед разведчиков. Еще поразмыслив, оставил пятерых прикрывать отход. Остальным скомандовал немедленно выдвигаться. Заняв место в середине строя – так безопаснее, – Аззак продолжил в уме приятное занятие – подсчет барышей, которые он выручит после удачного набега.

– Этот кленисе рубить? – Семка Загоруй сюсюкающий, как многие низовые казаки – черкасины, вытянутый жердиной, упершись длинной рукой в нетолстый шершавый ствол, вскинул вихрастую голову к его вершине.

– Руби, и вот тот, что дальше, тож, – есаул Муратко Рынгач [19] Рынгач – рабочий вол, сохранивший внешность и свирепость дикого быка. , получивший прозвище за крутизну плеч и нрава, из верховых казаков, приземистый здоровяк с густым черным чубом, подскакивающим в такт ударам, с размаху опустил топор на комель другого дерева. – Эх-ма!

Клен вздрогнул, пошатнулся, и илистый берег тихого Дона вздрогнул от падения тяжелого дерева. Вода плескалась отсюда всего в десяти саженях, казаки потому и выбрали эту диколесную алеваду [20] Роща, перелесок. , чтобы потом далеко не волочь бревна. К упавшему стволу с топором наизготовку подскочил еще один казак, отправившийся с рыскателями в ночной поход, Севрюк Ненашев. Перехватив топор, он обрушил его на самую толстую ветку с ногу толщиной. Островерхая шапка тут же сползла на глаза, и он, рывком выпрямившись, кинул ее на уже готовый ствол, где кучковались и остальные головные уборы казаков.

– На… – Аккуратный сочный срез ветки воткнулся в землю. – Ветлеватый порато [21] Порато – слишком. , ниче, мы тебя трошки окромсаем. – Он снова замахнулся.

Солнце быстро катилось по наклонной к западу, в бескрайние вольные степи. Ноги вязли в мягком иле и грязи, спины в теплых зипунах взопрели и парили на вечернем ветру. Пока приготовили пять десятков стволов, укороченных и обрубленных, и скатили к воде, вывозились, как черти. Быстро перевязали их канатами, и два плота закачались в набегавшей волне. Последний, третий, довязывали уже в густых сумерках почти на ощупь. Костры жечь не рискнули: мало ли кого пронесет в неурочный час по реке. Они могут и не углядеть, а вот казаков у костра будет видно издалека. Для задуманного дела лишние глаза, если они не казацкие, только во вред, и, может, даже вред смертельный.

Три казака, придерживая раскачивающиеся плоты, запрыгнули на шаткие настилы, ваги оттолкнулись от берега. Остальные семеро рыскарей ватаги без суеты, но скоро уселись в тяжеловесный струг. Дружно ударили весла, и лодка потянулась следом за плотами.