Владимир Буртовой - Сокровища Посейдона

– Благодарю вас, Отто… Если мама благословит нас, я тоже дам свое согласие и приму ваше предложение. Видите, я покорная и послушная дочь. И обещаю вам быть такой же супругой. Но и вы мне пообещайте непременно…

– Все, что только вы попросите, несравненная Пандора! Для вас, а я надеюсь на взаимную уступчивость, отныне ни в чем не будет отказа. Итак, как говорят арабские джинны: «Слушаюсь и повинуюсь!»

Марта, чтобы крепче стоять на палубе, которая то и дело кренилась с одного борта на другой, взяла его под руку, ласково глянула в глаза сенатора, которые приняли строгое выражение.

– Обещайте, что вы не станете причинять больше страдания своему сыну и благословите брак Вальтера и девушки, которую он полюбил… Вы это вроде бы уже обещали Вальтеру, так не отступайте от своего слова, которое, возможно, дали в расстроенном состоянии. А я в Амрите найду себе добрую подругу. Мне жаль Вальтера, он так страдает от разлуки с любимой женой. И от вашей, Отто, суровой непреклонности. Так вы мне обещаете?

Яхту резко качнуло на крутой волне, Отто прижал руку баронессы к своей груди покрепче, сделал над собой титанической усилие, чтобы не отвести глаза и не выдать отчаянного волнения души голосом.

– Обещаю, милая Пандора! Обещаю сделать все возможное, чтобы Вальтер нашел свое счастье. – А про себя подумал: «Я не уточняю, с кем он найдет это счастье, и это мне будет в оправдание перед лицом всевышнего суда за произнесенную клятву. Ну а ты, моя прекрасная Пандора, со временем будешь жить только моими интересами… А пока тешься иллюзией свободы и права выбора!» – Ох ты-ы, – воскликнул он, внимательно посмотрев вокруг себя на волны с появившимися пенистыми «барашками» на них. – Ветер крепчает. Дорогая, тебе действительно необходимо спуститься в каюту. Здесь становится небезопасно. – И пошутил, чтобы снять напряжение до предела натянутых нервов: – Я понимаю, заманчиво явиться перед лицом всесильного бога морей и посоревноваться в красоте с его супругой Амфитритой, но такую жертву я не могу принести даже моему покровителю Посейдону!

– Я же говорила, что все мужчины – эгоисты! – напомнила Марта и, напустив на себя строгость, погрозила Дункелю пальцем.

Проводив Марту до каюты и испытывая угрызения совести от только что данной клятвы, которую он уже не в состоянии выполнить, Отто подошел к рубке. Его верный друг, точно не догадываясь, о чем шел разговор на баке, из деликатности ждал, что фрегаттен-капитан сам скажет об этом.

– Фридрих, надо включить двигатель. Будем на полном ходу удирать от урагана. Майкл, где этот Русский Медведь? Ушел в свою берлогу или на вахте?

– Да, господин сенатор, механик сидит в машинном отделении. Я передам приказ включить двигатель. – И боцман тут же склонился над открытым входом, прокричал распоряжение Дункеля. Чагин что-то ответил, без промедления нажал на пусковой стартер. Яхта чуть приметно вздрогнула, заметно увеличивая скорость, пошла вперед.

– У нас есть десять шансов из ста ускользнуть от жестокой трепки, отделавшись испугом… Фридрих, побудь здесь на вахте вместе с Майклом, а мы с Клаусом в полночь сменим вас. Не возражаешь?

– Зер гут, мой фрегаттен-капитан, – ответил Кугель, а глазами спрашивает совсем о другом.

– Все будет как надо, дружище! На этом пути нас не подкарауливает минная банка… Знаешь, Фридрих, оказывается, мое сердце не настолько окаменело, не как панцирь у старого краба. И это меня так приятно удивило! Возвратимся домой, ты приедешь ко мне в Виндхук, и мы сыграем такую свадьбу, что всем чертям тошно станет! Пойду переоденусь…

– Я рад за тебя, Отто, видит мой бог, рад! Марта – женщина не только красивая, но и умная. Стоит только посмотреть в ее глаза, сразу поймешь, что это не обычная светская пустышка, способная лишь на кокетство и проматывание денег… Вы будете счастливы, мой фрегаттен-капитан.

– И я рад, что баронесса пришлась тебе по душе, Фридрих. Со временем ты переедешь ко мне, и мы будем жить одной большой семьей, неразлучные, как канат и якорь. – Отто поспешил в каюту, с некоторым удивлением вспоминая разговор с Кугелем. – «Ишь, догадлив мой штурман, по одной сцене определил, что я крепко сел на семейный риф! Ну что же, значит, пришло мое время… вторично. Но в смерти той Марты я не повинен, ее погубила война… – И неожиданно почему-то подумалось: – А ведь якорь и цепь не всегда бывают неразлучными. Разве мало якорей лежит на морском дне, оторвавшись от своей цепи… Но мы с Фридрихом не простые железки! Наша дружба проверена не только на простое механическое растяжение…»