Олег Яковлев - Повесть о Предславе

Хвостовна зло фыркнула при слове «прынц».

– О том не ведаю! – вздёрнув голову, так же холодно ответила сестре Предслава.

– Гордячка! – проворчала Мстислава. Усмехнувшись, она пошла прочь, увлекая за собой Хвостовну.

– От таких вот подале держись, сестра, – сказал, глядя на удаляющихся девушек, Позвизд. – Одно токмо зло от них исходит. Не имеют Бога в сердце.

– Зря ты так, братец! – с жаром возразила ему Предслава. – Мстислава – она добрая. Она очень добрая. Просто… некрасивая она… Вот и завидует чужой красоте. А Хвостовна… Да глупа еси!

– Это ты добрая, сестрица, – улыбнулся Позвизд. – Коварства людского, насмешек не приемлешь и не примечаешь. Но, может, и верно ты сказала. Давай же прощаться будем. Пойдём за ограду, на Подол, а там ко Днепру. Да, а Майя где, не ведаешь ли?

– Да, говорят, в Берестове ныне. Отец её там служит конюхом. А ещё, баяла она, жениха ей сыскали. Мельник какой-то, из Заруба.

– Вот так всех нас жизнь разбросала. Свидимся ли, невесть. – Позвизд задумчиво потупил взор.

– Ты верь, братец. Непременно свидимся. Ты на Господа полагайся. Его защита в любом деле – самая надёжная.

Брат и сестра спустились с горы к днепровскому брегу. Было пасмурно, могучий Днепр клокотал и ярился под порывами ветра. Жухлые невесомые листья кружились во влажном осеннем воздухе. Накрапывал мелкий дождик.

Они долго стояли, прижимались друг к другу, смотрели в заречную даль. Чувствовали оба подспудно: непросто будет им в жизни. И чуяли также сердцем подступающее лихолетье. Почему-то Предславе вдруг вспомнились страшные, тёмные как ночь глаза Володаря.

Рано утром Позвизд отправился в Луцк. Провожали его в путь отец, ближние бояре и три сестры – Предслава, Мстислава и совсем крохотная Анастасия. Мачеха, княгиня Анна, тяжко болела и в последние дни не вставала с постели.

«А ведь отец совсем стар, – с внезапной тревогой подумал Позвизд, когда родитель прижимал его к себе и княжич обратил внимание на его седину и густую сеть морщин на лице. – Странно, доселе как будто и не замечал этого!»

Князь Владимир прослезился, затем хлопнул сына по плечу, проговорил строго:

– Честь нашу родовую береги, не посрами седых волос моих.

С тем напутствием Позвизд и тронулся в путь. Следом за ним выехал отряд дружинников во главе с опытным боярином Синьком Боричем. Княжич смотрел вперёд, на дорогу, а видел перед глазами розовые стены Десятинной церкви и отцовы морщины. Непрошеная слеза катилась по щеке тоненькой струйкой.

В начале зимы, когда ледяной панцирь заключил в свои объятия могучий Днепр Словутич, а Киевские горы и низины запорошило снегом, Предслава через одну из холопок узнала о том, что Майя Златогорка вернулась в Киев. И вскоре, в одно из ясных морозных утр, какие нередко случаются в Киеве в такое время, давно не видевшая подругу княжна отправилась её навестить.

Лучи солнца и ослепительно-белый снег выбивали из глаз слёзы. Мороз щипал щёки и нос. Предслава прятала руки в рукава долгой шубы куньего меха, дышала осторожно, боясь застудиться. На голову поверх плата, расцвеченного огненными с синим петухами, она надела меховую шапочку с розовым верхом – подарок мачехи. Шла медленно, припоминая, где же находится конюхова изба. Под жёлтыми сафьяновыми сапожками хрустел свежевыпавший рыхлый снег. Вместе с княжной увязалась Хвостовна, вся разодетая в меха, стойно заморская царица. По дороге она беспрерывно болтала всякие глупости, рассказывала Предславе последние сплетни, громко заливисто хохотала. Княжна почти не слушала шумную боярышню.

«Странно, столько лет дружбу со Златогоркой водила, а ни единого раза у неё в доме не бывала, – подумала она вдруг. – Знаю токмо, возле Гончарской слободы живёт она».

У врат Десятинной церкви Предслава приостановилась и дала пенязь[119] нищему в лохмотьях на паперти.

– Господь тебя охранит, дева добрая, – прошамкал беззубым ртом убогий старичок.

Хвостовна брезгливо поморщилась, фыркнула и прошла мимо, ничего не подав нищему.

– Как ты можешь с такими вот якшаться! – Она возмущённо передёрнула плечами.

Предслава неодобрительно посмотрела на песцовую шубу боярышни и её затканный золотыми нитями дорогой убрус.

«Сколько ж её отец за сию сряду заплатил? Верно, немало. А нищему медную монетку отдать – жалко! И спеси, спеси сколько в ней!» – Предслава вздохнула.

Пройдя северные ворота детинца, девушки стали спускаться вниз по Боричеву увозу. Дом отца Майи находился где-то слева от дороги, на склоне оврага между Фроловской и Замковой горами. Предслава пристально всматривалась вперёд, стараясь вспомнить, где же располагаются те знакомые по детским играм ступеньки, откуда начинался путь в Гончарскую слободу. Вот, кажется, они. Княжна круто свернула с увоза.