Геннадий Левицкий - Поляки и литовцы в армии Наполеона

Удивительную силу, исходившую даже от тени этого невзрачного Корсиканца, видит простой наполеоновский гренадер сержант Бургонь. Он догнал жалкие остатки своего полка накануне гениальной по замыслу и одновременно трагической переправы через Березину:

«За гренадерами шло более тридцати тысяч войска, почти все с отмороженными руками и ногами, большинство без оружия, так как они все равно не могли бы им пользоваться. Многие опирались на палки. Генералы и полковники, офицеры и солдаты, кавалеристы и пехотинцы всех национальностей – все шли вперемешку, закутанные в плащи, обгорелые и дырявые шубы, в куски разных тканей, в овчины, словом – во что попало, лишь бы хоть как-нибудь защититься от холода. Молча, без стонов и жалоб, стараясь быть готовыми отразить внезапную атаку врага. Присутствие Императора воодушевляло нас и внушало уверенность – он всегда умел находить способ, чтобы спасти нас. Это был все тот же великий гений, и как бы мы ни были несчастны, всюду с ним мы были уверены в победе».

Для воинственных поляков у Бонапарта, естественно, нашлись нужные слова: «Если поляки докажут, что они достойны иметь независимость, они ее получат». И поляки сражались за Наполеона по всему миру. Желая стать достойными свободы, они превосходили мужеством на поле боя самих французов. Собственно, поляков долго не пришлось уговаривать, потому что Наполеон был для них единственной призрачной надеждой, единственным человеком, способным собрать воедино полотно их государства, разорванное тремя могущественными европейскими державами.

Парадоксально то, что Наполеон официально не обещал полякам создать для них независимое государство, и по важным причинам не мог вернуть им отторгнутые земли, но поляки пошли воевать за призрачную мечту, за обещание, которое не произнесли уста Наполеона – им просто почудились слова, которые очень хотелось услышать. Вслед за поляками Бонапарта дружно поддержало население бывшего Великого княжества Литовского. Так активно, что… поставило в тупик белорусских историков спустя двести лет. В России война с Наполеоном по праву и бесспорно называется «Отечественной» – потому что весь народ поднялся против завоевателей, все сословия встали плечом к плечу на защиту родины. В Беларуси ситуация совершенно иная: против французов воевали только те ее солдаты, которые были мобилизованы в российскую армию до начала войны. Наполеона же повсеместно встречали как освободителя, и в его армии белорусов воевало гораздо больше, чем в армии российской. А если война «Отечественная», то получается, что большинство населения белорусских земель предало свое отечество? Потому в 90-х г. XX ст. белорусские историки решили назвать нашествие французов лаконично, без прилагательного – «Война 1812 года».

Имеется один нюанс: в многочисленных мемуарах участников наполеоновского похода мы не встретим белорусов. Французы, немцы, итальянцы не подозревали о существовании такого народа; для них Польша заканчивалась где-то в районе Смоленска, и всех живших западнее этого города мемуаристы называют поляками, лишь изредка литовцами. Русские историки проявили поразительное единодушие с французскими мемуаристами; и у них белорусы именовались поляками. В последнем случае причина проста: братский белорусский народ не мог объединиться с врагом православного мира – пусть уж его представители будут именоваться поляками, вражда с которыми для России вполне привычна.

Некая непостижимая надежда на Францию у поляков зародилась задолго до появления Наполеона. В 1772 г. произошел первый раздел Речи Посполитой. В сентябре русский посол Штакельберг и прусский – Бенуа вручили полякам декларацию о разделе их страны. Реакция Варшавы была необъяснимой, непонятной, совсем неожиданной для русского посла.

«Штакельберг еще не привык к варшавским сюрпризам, – рассказывает С. М. Соловьев, – и потому не верил своим ушам, когда через два дня после приведенного разговора король призвал его опять к себе и объявил, что считает своею обязанностью отправить Браницкого в Париж с протестом против раздела.

– Мне ничего больше не остается, – отвечал Штакельберг, – как жалеть о вашем величестве и уведомить свой двор о вашем поступке. Чего вы, государь, ожидаете от Франции против трех держав, способных сокрушить всю Европу?

– Ничего, – отвечал король, – но я исполнил свою обязанность».

Штакельберг не нашел никакой угрозы в непонятной выходке польского короля, но уже спустя полтора десятилетия союз обиженных поляков и возбужденных революцией французов начал доставлять неприятности России. Сначала А. В. Суворову пришлось иметь дело с воинственными поляками на равнинах Италии и в негостеприимных Альпах, затем поляки боролись со своими обидчиками в составе наполеоновской армии на полях Австрии и Пруссии, и наконец, они приняли деятельное участие в Московском походе Наполеона.