Владимир Москалев - Нормандский гость

Позади несли носилки с двумя императрицами; в одних – Феофано, племянница императора Византии и невестка Эммы, в других – ее свекровь Адельгейда (Аделаида) Бургундская, вдова короля Италии, мать Эммы.

Не успели еще начать движение к площади, как произошел инцидент. Императрицы позвали герольдов и попросили указать им место в кортеже. Те, посовещавшись, решили: позади герцога франков, чуть ли не в хвосте колонны. Невестка и свекровь возмутились и сами определили себе место: впереди Гуго. Намек на значимость империи, ее верховодство. Подъехав поближе, герцог остановился, выслушивая герольдов. Те объяснили ситуацию. Гуго нахмурился, перекинулся парой слов с Ричардом Нормандским. Тот покосился на носилки и усмехнулся.

– Хотят сразу же установить право сюзерена, – процедил герцог франков, – но забывают, что франки никогда не ходили под платьем!

И, склонившись с лошади, сказал что-то герольдам. Те тотчас исполнили приказание: встав впереди носилок, дали знак горнистам. Те затрубили, и шествие тронулось. Гуго и Ричард молча наблюдали поодаль. Едва промежуток стал достаточно большим, Гуго тронул коня, за ним остальные. Как только все заняли свои места, герольды выехали и помчались в голову кавалькады. Императрицы выглянули из носилок, раздосадованные лица обеих выражали возмущение. Хотели потребовать объяснений, но вместо герольдов увидели качающиеся в седлах спины палатинов. Оставалось скрипнуть зубами и скрыться за шторками.

Так Гуго сразу же дал понять империи, что он с ней на равных.

Это отразилось и на лице архиепископа Реймского, стоявшего в лиловых одеждах, с митрой на голове в окружении франкских и имперских епископов на почетном пьедестале – у дверей собора. Лицо его, и без того удлиненное, еще больше вытянулось, посох негромко стукнул в плиту. Герберт, как джинн, тотчас вырос рядом.

– Еще не король, а уже своевольничает, – кивнул он на середину кавалькады.

Адальберон сощурил глаза, медленно проронил:

– Хочет быть суверенным государем, так будет вассалом Церкви!

Между тем кортеж, подъехав к парадной лестнице, не сбавляя марша, раздвоился: одно крыло пошло влево, другое вправо. Но как только показались верхом на лошадях Гуго и Ричард, шествие остановилось. Все спешились. Оба герцога, франкский и нормандский, подошли к носилкам, каждый к своим, и помогли дамам выйти: Гуго – Феофано, Ричард – Аделаиде. Обе расправили чело, засветились улыбками: теперь и они в центре внимания.

Адальберон облегченно вздохнул, и вполоборота:

– Епископ, когда ты научишься видеть в людях не только плохое?

Герберт состроил гримасу:

– Всего лишь галантность, ничего больше.

Но архиепископ его уже не слушал. Будущий король в расшитой золотом и сверкавшей драгоценностями тяжелой бардовой мантии поднимался к нему по ступенькам. Миновав последнюю, поклонился главе Церкви. За ним – Феофано, Адельгейда и Ричард.

– Умен новый король, – вполголоса проговорил герцог Аквитанский, обращаясь к графу Анжуйскому. – С таким львом, – он кивнул на Ричарда, – империи впору считаться с Робертином.

– К тому же Аквитания размером с Вермандуа, а Орлеан не так уж далеко от Лиможа, – ответил граф, намекая на родство Гуго, жена которого была дочерью герцога Аквитанского и приходилась кузиной правителю Нормандии.

– Не забудем, что и герцог Бургундский брат Капета.

Собеседник кивнул в ответ.

Тем временем архиепископ, сопровождаемый духовенством Франции, неторопливым шагом, величественно, как и подобает, вошел в собор. За ним очередь Гуго. Но, вместо того чтобы зашагать, герцог франков обернулся и окинул взглядом площадь. Люди, одетые кто как, с непокрытыми головами, иные с младенцами на руках, глядели на нового короля и недоуменно пожимали плечами. На их памяти ни один не оборачивался, все торопились в собор за короной. А этот…

– Герцог-то не гордый, – заговорили в толпе, – не только себя, людей помнит, коими править будет.

– Смотри, глаз не сводит с народа. Добрый, стало быть, хоть и герцог.

Словно в ответ на это, Гуго помахал рукой этим крестьянам и горожанам, видевшим уже не одного короля. И тотчас площадь разразилась восторженными криками, слившимися в одно – желание здравствовать и долго царствовать новому королю.

Гуго поклонился людям, прижав руку к сердцу, и только тогда вошел в собор, горевший свечами, пахнущий ладаном, оглашаемый звуками антифона. За ним, стуча каблуками по мраморному полу и шурша одеждами, потянулась свита – знатнейшие люди королевства и придворные его предшественника.