«Я казацкого рода. Мои дети будут казаками, как и я».
«Это ты так думаешь. На самом деле это не совсем так…».
«Что ты имеешь в виду?» – спросил я, но Сарифия мне ничего не ответила.
– Хватит на первый раз, – раздался тихий голос батьки.
Я открыл глаза. Вернидуб сидел рядом. Его волосы слегка шевелил ветер. Чем-то батька был похож на волхва. Длинные волосы, спадающие на плечи, повязка на лбу, перехватывающая их, усы, придавали Вернидубу внешний вид древнего русича, только безбородого (Вернидуб бороды не носил), каким-то самым чудным образом еще сохранившегося в здешних краях.
Степь все также была тиха. Вдали виднелись силуэты диких быков и других животных. Слабый ветерок, играя высокой травой, как будто бы забывал, что он делал и утихал, а травы, которые были особенно густы возле холма, что-то тихо шептали.
– Видел Сарифию? – спросил Вернидуб.
– Да, – ответил я. – Только одета чудно как-то. Я даже у скифов таких одежд не видел.
– Ты много чего не видел, – отозвался Вернидуб. – Сарифия после этого будет помогать тебе. Тебе разрешен доступ в банк ее данных. Только не злоупотребляй такой возможностью, а то закроет. Через банк данных можешь получить информацию о любом объекте, который находился в поле ее видения. Можешь, конечно, и сам посмотреть, но случаи бывают разные…
Внезапно батька замер.
– Пора уходить, – негромко заметил Задерига. – Едет кто-то. Вскоре здесь будут, но уйти, если мы сейчас спустимся с холма, мы успеем.
– Да, пора уходить, – сразу же согласился с отцом Вернидуб.
Он быстро встал, слегка размял ноги, взял посох, сумку, накидку, на которой сидел, и сразу же начал спускаться с холма.
«Жду вас, приходите», – прозвучало у меня в голове, когда спускался.
«Это Сарифия нас приглашает», – сразу же мысленно пояснил Вернидуб.
Через несколько минут нас уже не было на месте. Только Сарифия – страж степи, все также с высоты холма взирала на степь.
Шли столетия, сменялись народы, населяющие здешние земли, прокатывались волны нашествий, менялось лицо земли, времена года, но неизменно стояла, стоит и будет продолжать взирать с высоты Сарифия.
Только лишь в ваше время, потомки, она покинет свое место. Алчность, жадность, желание поживиться за чужой счет, разграбив могилы, чей покой охраняла каменная баба, в конечном итоге приведут к тому, что каменное изваяние будет разбито, а тонкая оболочка рассыплется. Некому будет позаботиться о Сарифии. К тому времени наступят суровые времена. Не останется тех, кто может ей помочь. Впрочем, я никого не виню. Будущее, чьи картины я все чаще вижу во всей своей отчетливой неприглядности, говорит само за себя, но все-таки в нем еще сохраняется лучик солнца и надежды, лучик воли, обещающий со временем утвердить с новой силой такое явление, как жизнь.
Молодость – пора, быстро проходящая. Как правило, пока ты молод и чувствуешь избыток сил, которые надо куда-то деть, действия твои, скажем честно, мало разумны. Поэтому бывалые казаки, глядя на подбоченившихся молодых хлопцев, прямо сидящих на конях и выставляющих грудь вперед, только лишь посмеиваются в усы. Я до той поры, пока в волосах все чаще не начала проскакивать седина, не слишком задумывался о причинах усмешек казацких батек. Их становилось на Сечи все меньше. Прежние казацкие обычаи уходили в небытие, как и их носители. Мир незаметно становился другим. Даже песнь степей, которую я слышал с детских лет, под завершение моей жизни звучит уже по-другому. В ней меньше жизни и раздолья. Война, идущая с все большим ожесточением, подрывает силы народа. Лучшие сыны погибают, а те, кто выживают, по большей мере не хотят быть верными делу отцов и дедов.
И дело тут не во врагах, не в турках, не в татарах и не в поляках, а в нас самих, в том, что происходит внутри каждого из нас. Казаки не проиграли бы решающих битв, не будь предательства в наших рядах. Кто-кто, а я, Василь Галайда, это точно знаю. Только знание мое уже не может помочь тем, кто руководит казаками. После смерти Богдана равных ему вождей, несмотря на просчеты, которые он допустил, нет. Выговский еще больше, чем Богдан, запутался в себе и в той ситуации, которая сложилась. Его победа (речь идет о битве под Конотопом в 1659 году) не принесла ожидаемых результатов. Гетманы сменяются быстро. А вскоре их станет несколько и каждый из них будет все более не свободен, а это значит лишь одно: кровавое междоусобье и Руину. Хорошо, что не доживу до этих времен. Нет сил смотреть, как режут Нэньку (Украину) на куски, кромсают, как могут, стараясь оторвать кусок жирнее.
Читать дальше